Серый волк, белый конь

Ярошинская Ольга

Лада вскочила, побежала на крыльцо. Птицы вились вокруг оборотня, норовя ущипнуть, клюнуть, тянули к нему красные плоские клювы. А Серый крутился на месте, как вихрь. Острые клыки громко клацали, крепкие лапы оставляли бороздки от когтей. Волк перехватил одного гуся в полете, сжал серую шею, тряхнул головой — безжизненная тушка отлетела в сторону. Лада застыла. Она впервые увидела звериную сущность оборотня. Нет, конечно, он превращался в животное и раньше, но скорее для того, чтобы согреть ей ноги на привале.

Сейчас у нее язык бы не повернулся назвать его собачкой — дикий опасный хищник. Кожаный ошейник смотрелся на нем как нечто инородное.

Колобок прыгал рядом, тараня птиц ядром. Один гусь ущипнул Колобка за бок и тут же вытаращил глаза, захрипел. Он отлетел на пару метров, плюхнулся оземь, загребая землю красными перепончатыми лапами.

— Ну, кто еще хочет попробовать комиссарского тела? — голубой кукольный глаз Колобка неистово вращался.

Марьяша с Прошей развернули сеть, дружный бросок — и крупная птица забилась в силках.

— Осталось еще семнадцать штук, — сообщил Проша. Он стукнул дубинкой пойманного гуся и тот затих.

Птицы отлетели, сбились в кучу, будто совещаясь. Оборотень превратился в человека.

— Серый Волк под горой не пускает вас домой! — Волк пританцовывал на месте в облаке выдранных перьев и белого пуха.

— Давай, налетай, пернатые! — крикнул Колобок.

Гуси выстроились свиньей и стали снижаться. Расправленные крылья со свистом разрезали воздух. Маленькие черные глазки вперились в Волка. Стрелы взвились в воздух и упали оземь, отскочив от серых тушек.

— Бронебойные бери! — заорала Марьяша.

Лада до крови прикусила себе руку. Волк откатился в сторону, цапнул крайнюю птицу за крыло, выплюнул перья. Марьяша с Прошей накрыли раненого сетью, прибили к земле. Белогрудый гусь в голове клина вдруг развернулся, чиркнув концами крыльев по земле, Колобок, подпрыгнув, сбил его с траектории, но Гусь мазнул по боку оборотню. Он взмыл в небо почти вертикально, а Волк упал на землю.

— Вставай, они разворачиваются! — крикнула Марьяша, готовя сети.

— Подождите, — заволновалась Лада. — Мне ведь баба Яга дала подарки! Бусики помогли справиться с пещерными птицами, может, что-то и против гусей сработает.

— Что там у тебя есть? — спросила Марьяша.

— Кубик-рубик и помада.

— Рубик — это от слова рубить?

— Не совсем.

Лада схватила сумочку, попыталась ее открыть, замок заело.

— Дай сюда, — Марьяша вырвала из ее рук сумку.

Гусь, не подающий признаков жизни после знакомства с дубинкой Проши, вдруг поднял голову и торжествующе крикнул. Стая, нацелившаяся на Волка, свернула, налетела на Марьяшу, мгновение — и девушку оторвало от земли. Проша подпрыгнул, успел ухватить ее за ногу и свалился на землю, сжимая кожаный сапожок.

Два гуся несли добычу, подцепив клювами ремень,

третий уцепился за подвязи колчана, четвертый дернул за волосы. Марьяша изгибалась, махала руками, но после удара клювом обмякла, сумочка выскользнула из ее рук. Лада ахнула, глядя, как сумка кувыркается в воздухе, но один из гусей подхватил ее и понес в клюве. Растерянные лучники высыпали во двор, задрали головы. Их предводительница безжизненным мешком улетала за пределы Дубравок.

— Как же так? — Проша сжимал сапожок так сильно, что пальцы побелели. — Я не смог ее защитить.

— У тебя еще будет шанс, — мрачно сказал Волк, подходя к крыльцу. На лице его расплывались синяки, сбоку на сером свитере зияла дыра. — Гуси-лебеди понесли ее к башне Кощея.

— Значит, так, — обратился Волк к лучникам, которые столпились у крыльца Марьяшиной избы. Лица их были угрюмы, лохмы топорщились на головах, блестящие шлемы они все как один держали на сгибе руки. — Полчаса на сборы и отправляемся к башне Кощея.

— Ты, Волк, нам не указ, — подал голос высокий мужик с рыжими усами, уныло висящими по бокам рта. — На погибель нас толкаешь!

— Ты — оборотень, богопротивная тварь! — подхватил другой, с русыми волосами, прилипшими ко вспотевшему лбу.

Волк закатил глаза.

— И ради этих людей я только что рисковал своей шкурой!

— За твою шкуру Марьяша год назад пять золотых обещала.

— Но потом ведь передумала! — заметил Волк. — Она принимала меня в гостях, преломила со мной хлеб, мне можно доверять.

— Она тебя из дома выгнала, на конюшне ночевать, — выкрикнул белобрысый мальчишка, повиснув на перилах. — А вон того кудрявого оставила.

Все повернулись к Проше, который возвышался в дверном проеме.

— И супротив гусей с ним вместе Марьяша сражалась, — задумался рыжеусый. — Тебя как звать-величать, добрый молодец?

— Прохор я, — ответил богатырь, — из Сосняков.

— А по батюшке?

— Васильевич.

— А ты, Прохор Васильевич, что скажешь?

Богатырь провел пятерней по кудрям, нахмурил золотые брови, расправил плечи, так что рубашка едва не затрещала по швам. Вышитый Марьяшей петушок расправил крылья на широкой спине.

— Я тут человек пришлый, — сказал Проша, — но вижу, что вы за люди. На вас где сядешь — там и слезешь. Не лыком шиты добры молодцы! Не убоитесь вы ни оборотней, ни гусей, ни самого Кощея!

Из толпы послышался одобрительный гул.

— Все тут собрались храбрецы как на подбор, а смелому и море по колено. Авось живы будем, не помрем. Да и что рассуждать — всяко Марьяшу без помощи не оставим. Не отдадим злодею проклятому!

— Не отдадим! — ухнули лучники.

— Тогда неча время терять! — взмахнул кулаком Проша. — Полчаса на сборы и отправляемся к башне Кощея.