Сесиль. Стина (сборник)
Шрифт:
«Теперь, – размышлял он, – я должен навести порядок в этом хаосе. Но я так давно не был в Берлине, а если и бывал здесь, то только по делам. Так что имею право считать себя приезжим. А для приезжего первое дело – положить подушку на подоконник и поглазеть на дома и людей».
И он действительно подошел к окну и выглянул на улицу.
«Но что за дома, что за люди на Леннештрассе! Вот бы поселиться в другом районе и, прежде всего, с другим видом из окна. А здесь все так тихо, никакого движения, как будто это частная улица со шлагбаумами справа и слева. Ну да что поделаешь: не на каждый день выпадают праздники, и с улицами не всегда везет. Впрочем, и здесь найдется что-нибудь, на что стоит посмотреть с птичьего полета. На углу, кажется, декоративная горка (одно из моих школьных воспоминаний). А вон там должен стоять памятник Гете работы Шапера. В самом деле, что-то там блестит между деревьями; au fond [112]
112
в сущности (фр.)
Он еще некоторое время любовался блестящей струей, радуясь тому, как солнечный свет отражается в каплях, а потом оставил свой пост у окна, чтобы наконец навести порядок. Он бодро принялся за работу и не смог удержаться от смеха, слыша, как платяной шкаф визжит на своих деревянных петлях. Какой старорежимный экземпляр, подумал он. Они и раньше так визжали. Но Берлин становится мировой столицей.
Рассуждая таким образом, он успел разобрать багаж и разложить вещи по ящикам. Не прошло и часа, как в углу выстроился ряд начищенной до блеска обуви, а все щетки и прочие аксессуары цивилизованного человека нашли свое законное место.
Он передохнул минуту и занялся своим туалетом.
«И куда теперь? К старым друзьям? Но они, возможно, уже не друзья. А новых нет. Разве что Сент-Арно. Но где их искать? То, что я неделю назад не нашел их на скучном острове, еще не значит, что они вернулись в Берлин. С таким же успехом они могли отправиться не на Нордерней, а на Гельголанд или Шевенинген [113] . Все эти острова одинаковы. Но даже если у меня нет шанса, попытка не пытка.»
Он взял шляпу и трость и отправился на рекогносцировку квартиры Сент-Арно.
113
Нордерней и Гельголанд – немецкие острова в Северном море. Шевенинген (Схевенинген) – нидерландский курорт на побережье Северного моря.
Чтобы попасть на Хафенплац, где жили Сент-Арно, нужно было пройти отрезок пути по Кёниггретцер-штрассе, а затем пересечь Потсдамер-плац. Поскольку из-за сооружения канализации и трамвайной остановки центр площади все еще оставался непреодолимым, Гордон попытался обогнуть Потсдамер-плац по периферии, что, разумеется, привело только к новым затруднениям. Как обычно, на краю площади (между трамвайным полотном и линией домов) работал рынок. Рыночные торговки держались «плечом к плечу, сомкнув ряды», и Гордону пришлось преодолевать нешуточные препятствия. Это было нелегко, но и доставляло известное удовольствие. Опасаясь быть раздавленным, Гордон остановился и принялся изучать диспозицию. Вдоль тротуара тянулась длинная цепь торговок малиной и ежевикой, размеченная высокими, похожими на короба корзинами, доверху наполненными иссиня-черными ягодами, о свежести которых свидетельствовал легкий налет пуха. В переднем ряду на крышках картонок и ящиков красовались роскошные ягоды спелой земляники, а между ними – пучки васильков и маков, желтофиолей и незабудок вместе с длинными бечевками, чтобы, по желанию, цветы можно было связать в букет. Эта простота восхищала своей живостью и яркостью красок. Гордон был совершенно очарован, и только вдоволь налюбовавшись картиной и отдышавшись, он двинулся дальше. На углу Кетенерштрассе он повернул направо и зашагал прямиком к Хафенплац.
«Они наверняка живут в доме а-ля Дибич [114] . Немножко Альгамбры [115] было бы вполне в духе моей прекрасной Сесили. В самом деле, у нее миндалевидные глаза и томный, меланхоличный облик, достойный какой-нибудь Зои или Зулейки [116] . Вот только полковник, при всем к нему почтении, не из рода Абенсерагов. И уж конечно, ни малейшего сходства с последним из них [117] . Если даже я a tout prix [118] перемещу его в Мавританию,
114
Дибич, Карл фон (1819–1869) – прусский архитектор.
115
Альгамбра (араб. «красный замок») – дворец арабских эмиров в Гранаде (Испания).
116
Для немцев это типичные восточные женские имена.
117
Абенсераги – благородный мавританский род в Гранадском эмирате. «Последний из Абенсерагов» (1810) – романтическая повесть Рене Шатобриана.
118
любой ценой (фр.)
119
Абд аль– Кадир (1808–1883) – последний арабский эмир Алжира, борец за независимость, национальный герой, взят в плен при колонизации Алжира французами в 1847 г.
Он еще продолжал эту пустую болтовню с самим собой, когда подошел к дому Сент-Арно. Но это был не дом с куполом а-ля Альгамбра, а соседний, не менее элегантный, если судить по парадному подъезду. Ступени были обиты ковром, а перила – плюшем. Яркие витражи в подъезде пропускали приглушенный матовый свет. Поднявшись на один пролет, он прочел: «Полковник фон Сент-Арно».
Гордон позвонил. Но на звонок никто не вышел.
Значит, они в отъезде. Попробую еще раз. Пока хозяев нет, слуги глохнут.
И он снова надавил на звонок.
И действительно, дверь открыла миленькая девушка, горничная. Она казалась несколько смущенной, как будто ей помешали беседовать или, по меньшей мере, совершать туалет.
– Мадам уже вернулась?
– Только через неделю.
– С Нордернея?
– Нет, из ихнего поместья.
– Ах, из ихнего поместья, – протянул Гордон с таким видом, будто знал, что таковое существует.
Он выразил свое сожаление в связи с отсутствием хозяев и удалился.
«Значит, они еще у себя в поместье. Иными словами, в поместье мадам. У полковников поместий не бывает. Правда, они получают наградные, но намного позже, если вообще их получают».
И с этой мыслью он снова вышел на площадь.
Глава восемнадцатая
Итак, Сесиль вернется из своего поместья только через неделю. Долго же придется ее ждать. Дни тянулись бесконечно, не говоря уж о вечерах. Гордон попробовал убить время, посещая театры, но только лишний раз убедился в правоте одного из своих друзей, который как-то заметил: «Чтобы получать удовольствие от театра, туда нужно ходить часто. Того, кто ходит редко, раздражает неправдоподобие театрального зрелища». Так что Гордон бросил эту затею, возможно, быстрее, чем следовало бы. В конце концов, он завел привычку проводить вечера в ресторане отеля «Du Parc», расположенного поблизости, и решил, что ему повезло, и что он нашел самое подходящее для себя место. Здесь, в узком застекленном павильоне, он часто сидел часами, почитывая газеты или болтая с хозяином.
Однажды вечером он встретил здесь двоих берлинцев, которых помнил по гостинице «Десять фунтов». Он, разумеется, не упустил бы случая поздороваться с ними, но они были в сопровождении дам. Гордон заметил, что дамы шепотом справились о нем, а услышав его имя, тотчас состроили благонравные физиономии, и все попытки их мужей продолжать веселый или хотя бы непринужденный разговор, были энергично отвергнуты. Так они и сидели, напыжившись, пока, наконец, не удалились в сопровождении хозяина, которому в самый последний момент, скрывая ухмылки, успели отвесить чопорный поклон.
– Знакомы вы с этими господами? – спросил Гордон. – Я встречался с ними в июне, в Тале, я имею в виду, с мужчинами. Там они вели себя иначе: немного шумно, немного развязно, в общем, как настоящие берлинцы.
– Да, – рассмеялся хозяин. – Так оно всегда и бывает. Собственно говоря, истинные берлинцы встречаются только в путешествиях. Дома они ведут себя вполне разумно.
– Особенно, если с ними дамы.
– Да, в этих случаях – особенно.
Двумя днями позже наступил срок возвращения супругов Сент-Арно, и Гордону не терпелось снова двинуться на Хафенплац. Он считал часы до атаки на эту крепость, но взял себя в руки и решил, пристойности ради, выждать еще три-четыре дня, прежде чем нанести первый визит.