Сесиль. Стина (сборник)
Шрифт:
Да, Сесиль нуждалась в отдыхе и потому удалилась в дальнюю горницу, выходившую на палисадник. На открытых окнах под порывом ветра шевельнулись желтые занавески. Сесиль, падавшая с ног от усталости, растянулась на удобном кожаном диване, а молоденькая жена лесника (она навестила родителей, чтобы помочь при приеме гостей) укрыла ее легким летним плащом.
– Закрыть окна, сударыня?
– Нет. И так хорошо. Чудесный здесь воздух. Мне не дует. Но если хотите доставить мне удовольствие, возьмите стул и посидите со мной. Я не могу спать, мне бы только отдохнуть.
– Ах, со мной тоже так бывает.
– С вами? Неужели? Вы так молоды, у вас такой цветущий вид, глаза сияют от счастья.
– Да, муж хороший.
– А дети?
– И дети хорошие. На детей я особо везучая. За три года трое, это все же много, первый еще ходить не научился, а на подходе второй. Не приведи, Господи, захворать! Цельный день стоишь у печи, а всю ночь у колыбели, все песни перепоешь, а младшенький не засыпает, глаза слипаются от усталости, хоть раздирай их силой… Ах, сударыня, в такие-то дни и начинаешь понимать, что значит покой и нужда в отдыхе. И при всем моем счастье, я, бывало, горько плакала.
В этот момент из-за двери донесся детский голос.
– Это кто-то из ваших?
– Нет, сударыня, мои не здесь, мои в лесу, с отцом, а старшая, ей теперь семь, значит, будет восемь на Михайлов день [100] , она двоим другим заместо матери. Служанка-то наша все больше на кухне, да в хлеву. Там за всем нужен присмотр. А знали бы вы, милостивая государыня, как моя старшая управляется, и приседает с уважением, любо-дорого глянуть, и слушаются они ее лучше, чем меня, потому как дети меж собой не долго думают, когда надо дать шлепка, а когда и нет. Муж мне так и говорит: «Гляди, жена, Труда справляется лучше тебя, учись. Ты слишком добрая».
100
Михайлов день – в западном христианстве – 29 сентября.
– Наверное, так оно и есть?
– Ну, я и впрямь не злая. Но нешто скажешь про себя, вот-де, какая я добрая? Может, и добрая, да не то, чтобы слишком. По крайности, для бедных. Ах, милостивая государыня, в лесу это враз поймешь. Коли желаете узнать людскую нужду, поглядите, как бедные люди хворост собирают. Иной человек и взять-то хочет совсем немного, да опасается: не дай Бог взять, чего брать нельзя. А я мужу так и сказала: «Ты служи, как положено, но коли видишь большую нужду, погляди на бедного сквозь пальцы. Кто бедного обидит или слишком уж пристрожит, тот вроде богача и не войдет в царствие небесное».
– Ваш муж, – Сесиль взяла молодую женщину за руки, – наверное, так же добр, как и вы. Я за него не боюсь. А если он другой, вы уж обратите его в свою веру и позаботитесь о его душе, и он войдет в царствие небесное. В хорошей семье, где совет да любовь, один вытянет другого, я уверена.
– Или утащит за собой, – рассмеялась молодая женщина.
– Может быть, может быть. Но думаю, Бог милостив. Он зачтет нам добрые дела больше, чем грехи.
Сесиль разговорилась, а ведь ей нужно было отдохнуть. Пара павлиньих голубей [101] села на подоконник, и молодая женщина тихо вышла из горницы и вернулась на веранду, где оставались только Сент-Арно с наставником, чтобы сообщить, что мадам спит.
101
Павлиньи голуби – голуби с веерообразным хвостом, чаще всего – белые.
– Вот и славно, – сказал Сент-Арно. – Я видел, как она устала. А теперь, господин наставник, вы должны ознакомить
– Порфир, господин полковник.
– Тем лучше, или, по крайней мере, тем аристократичнее. Мне хотелось бы осмотреть все. Разумеется, при условии, что ваша нога позволяет вам повсюду забираться вверх.
– О, конечно, господин полковник, если вам будет угодно проявить терпение и снисходительность к старому инвалиду. Я не слишком скор на ногу и успеваю сделать один шаг, пока другие делают три.
– Полностью на ваше усмотрение. Я же не стану просить вас об одолжении, а в благодарность отдавать команду держать скорость на марше. Уж это было бы чересчур. Но скажите мне для начала, что означает вон та беседка, на самом верхнем уступе скалы? Она похожа на маленький храм.
– Это моя драгоценность, мой бельведер, я как раз собирался отвести вас туда. Там порфир выступает в самом чистом виде, а у ваших ног простирается Альтенбрак. Позвольте, господин полковник, я пойду впереди.
С этими словами он поднялся и, опираясь на вишневый посох, зашагал по высеченной в скале зигзагообразной дорожке к своему бельведеру.
Сент-Арно молча следовал за ним. Старику, думал он, тяжело не только подниматься, но и дышать.
Но вот они уже стояли наверху и любовались ландшафтом. То, что смутно вырисовывалось вдали, было не слишком интересно, но тем более привлекательной была картина, лежавшая внизу. Постоялый двор «У Роденштайна» с его нагромождением крыш, действительно походил на средневековую крепость, за ним блестела река, внизу слева через нее были переброшены мостки, а справа, вверх по течению, – старый каменный мост.
– Вам можно позавидовать, – сказал полковник. – Вы тут, как царь Поликрат [102] на крыше своего дворца. Надеюсь, подобно ему, вы говорите: «Сколь счастлив я между царями». Разве не так?
Наставник кивнул, помолчал немного, потом сказал:
– В общем, да, господин полковник.
– «В общем, да!» Что это значит? Почему не просто – да? Чего вам не хватает? Такой человек, как вы, любимец всей округи, община вас содержит, власти ценят… Мало кто может похвастаться подобным везением. А когда будут отмечать ваш юбилей…
102
Поликрат (ум. 515 д.н. э.) – тиран греческого острова Самос, ставшего при его правлении сильнейшим полисом Эллады. «Сколь счастлив я между царями» – аллюзия на балладу Шиллера «Поликратов перстень» (переведена на русский В.А. Жуковским). В балладе царь Египта предостерегает Поликрата от постоянных удач и советует добровольно отдать богам самое ценное, чтобы однажды они не покарали его. Поликрат выбрасывает в море любимый перстень, но на следующий день придворный повар обнаруживает кольцо в пойманной огромной рыбе. Египетский царь в ужасе покидает Поликрата.
– Не будут.
– Почему?
– Потому что я оставил службу.
– Как? Ну да… Простите… Припоминаю, что ваш друг и почитатель господин пенсионер рассказывал нам еще в Тале, что причиной тому были укоры, чтобы не сказать, угрызения вашей совести.
Старик усмехнулся.
– Ну да, угрызения совести, и это тоже. Но, честно говоря, не это главное. Главная причина в том, что я хотел избежать чествования, того самого юбилея, о котором только что упомянул господин полковник.
– Избежать юбилея? Но чего ради?