Сессия в условиях Талига
Шрифт:
– Так ведь стране не хватает хлеба и золота, поэтому Дорак хочет заключить новый брак. Женить Фердинанда на фельпчанке. Чтобы хоть кто-то сотрудничал с Талигом.
О как. Мне стало понятно выражение “кардинальные меры”.
– А еще убили Оноре и Пьетро – это тоже причина страха перед Дораком, – ввернул Штанцлер, заметив мое замешательство.
– Кто убил, эр Август? Я их провожал.
– Слуга твоего эра, Дикон. Хуан Суавес. Ты что, не знал? Он ведь не просто слуга, а бывший работорговец – похищал людей в гаремы. Алваро Алва, отец Рокэ, спас его от казни и с тех пор Хуан – слуга.
Да ну, это уже вообще полная ерунда. Но, терпение, только терпение! Что мне еще
– У нас есть лишь один выход, – печально вздохнул кансилльер, посмотрев мне снова в глаза. – Создатель, какой же это дурной разговор. Но если мы не спасем королеву, все будет кончено.
И, встав ко мне боком, начал передвигать костяные фигурки на каминной полке. Я молча наблюдал за его действиями и размышлял. Надо слушать, надо кивать, потому что вместе с бредом с уст Штанцлера может сорваться что-нибудь действительно важное. Сердце учащенно билось. Было страшно.
– Дикон, нам остается только одно – уничтожить Ворона. Это ослабит Дорака и он забудет про задуманное злодеяние. Он станет думать о защите и тут уже будет наш черед. Мы сможем действовать.
Бла-бла-бла! Что он несет? Рокэ Алву убить?! Страх сменился злостью, я невольно сжал кулаки и опустил голову. Думай, Сергеев, думай! Отвечать можно не сейчас, но выбор нужно сделать немедленно! К щекам прилила кровь, сосредоточиться становилось все труднее. Если… если они хотят убить Ракана, то я убью их. Его – Штанцлера. И всех, кто попытается покушаться… Нет, это бред. Они ведь не знают, что он Ракан, да и я сам понял недавно. Господи, неужели Люди Чести здесь настолько тупы? Или не знают о ракановской магии? Книжки не читали, что ли?!
– Подумай, Дикон, – полный фальшивой доброты голос застал меня врасплох.
– Да что там думать-то? Я фехтовать умею гораздо хуже, чем он, – прежде чем орать и буйствовать надо попробовать отвязаться от старика.
– Но я и не имел в виду шпаги. Согласен, убить его таким образом не получится.
Блин! Куда он там полез, в шкафы и шкатулки? А, все понятно. Достал кольцо. И как это понимать – желает, чтобы я сделал Рокэ предложение и тем самым шокировал до смерти? Или, не дай провидение, щас сам рухнет на одно колено? Я не готов к такому повороту! А кольцо красивое, золотое, с красным камнем.
– Этот перстень принадлежал роду Эпинэ. Когда-то женщины Великих Домов предпочитали позору смерть из рук мужей и братьев. Если дважды нажать ногтем молнию, кольцо откроется. Там две маленькие крупинки. Каждой хватит на бутылку вина. Незаметная и безболезненная смерть. Человек умирает через сутки без мучений. И это кольцо мне передал Анри-Гийом Эпинэ.
Теперь злость и бешенство уступили место мелкой дрожи. Я смотрел на кольцо, не в силах произнести ни единого слова. Не верю я в сказки старика и эра Рокэ травить не буду, но я должен его спасти – потому что давал клятву. Только бы… только бы придумать… А что придумать? Был бы рядом гораздый на выдумки Эстебан – он помог бы. Так и есть, пожалуй я свяжусь с ним. Пришлю письмо или приеду в казармы. Вот и все.
– Если ты не решишься, то оставь кольцо на столе, – попросил Штанцлер. – В моих доме и кабинете воров и предателей нет.
Энергично помотав головой, я натянул кольцо на безымянный палец. Ну уж нет! Предателем я стану в любом случае и предпочитаю меньшее из двух зол! Если не удастся убить старого
– Не торопитесь, господин кансилльер, – тихо и устало произнесла Катарина. – Я улучила минутку, когда фрейлины разошлись по своим комнатам. Хотела поздравить вас с праздником.
– Разве сегодня праздник?
– Конечно… День рождения Святого Алана и считается у эсператистов одним из главных…
– Ах, Ваше Величество, я помню, как вы неравнодушны к талигойскому святому. Проходите, пожалуйста. Дикон, ты еще здесь?
– Да, – откликнулся я обреченно, вновь плюхаясь на стул. Что-то в Надоре никогда не отмечали сей праздник, да и ладно. То, что эти двое запутались между правдой и ложью, я уже понял.
Тем временем в кабинете стало светлее – заплясали рыжие огоньки, запылал огонь в камине. Катарина плавно опустилась в старое скрипучее кресло и нежно улыбнулась мне в знак приветствия. Я сдержанно поздоровался с ней, искренне надеясь, что хотя бы она не станет ездить мне по ушам. Ну, не считая дня рождения Алана, конечно. Вернулся Штанцлер, неся бутылку вина и быстрым движением фокусника убрал список. Катарина отчего-то вздрогнула
– Я, конечно, старый и больной человек, но само существование этого замечательного праздника не позволяет мне остаться равнодушным к его отмечанию. Хранил это вино для особого случая, – произнес кансилльер, опуская бутылку на стол. Из очередного ящика он достал три бокала. Интересно, с кем он тут пил раньше и чего еще я про старика не знаю?
– Дикон, – проворковала Катарина, не замечая, как Штанцлер смотрит на нее страшными глазами и едва ли не мотает головой аки филин, – обычно в этот праздник представитель Дома Скал разливает вино, и…
– О, с радостью! – я поспешно схватил бутылку.
Наверное, немного жестоко, но дамочку, что постоянно клеветала на Рокэ Алву, мне нисколько не жаль. И лучше просто не думать о том, что от твоих рук сейчас умрет женщина. С самым невозмутимым видом я открыл тайник кольца быстрым движением и тут же две белые крупинки растворились в вине. Надеюсь, что не умру этим вечером, хотя… Лучше мне умереть так, чем позже не стать казненным. А, пошло бы оно все! Дело сделано, не о чем сожалеть. Сейчас посидим, выпьем винишка и все втроем подохнем. Вот какая прелесть. Ну а если отбросить ненужные суицидальные мысли, то я могу сделать вид, что пью, в этом полумраке. Потом взять список, прийти к Дораку и рассказать ему все. Или – оставить бумагу в доме Алвы, на его рабочем столе, а самому удариться в бега. Вариантов вообще много.
– Вечная память талигойскому святому Алану Окделлу, – печальным голосом промолвила Катарина, поднимая бокал хрупкими пальчиками.
– Вечная память… – я взял свой бокал и собрался поднести к губам.
– Вечная память и покой его душе, – вздохнул расчувствовавшийся Штанцлер. Сейчас скупую мужскую слезу смахнет.
– Чьей душе? – поинтересовался у двери бархатный и спокойный голос Рокэ Алвы.
Твою мать! Я от неожиданности едва не выронил бокал и уставился на монсеньора круглыми глазами. Что он здесь делает и почему за его спиной застыли два кэналлийца, больше всего сейчас похожих на чертиков из табакерки? Два темных неподвижных силуэта – брр! После Октавианской ночи я стал нервным и пугливым. И не мог сказать ни слова в ответ, лишь продолжал тупо таращиться на хмурого и бледного Алву, чувствуя себя отчего-то нашкодившим щенком. Хоть и не травил его, и не собирался.