Сестра Груня
Шрифт:
А к полудню начиналась другая жизнь. Улицы наполнял служебный народ: чиновники, офицеры, конторщики. Их Груня обычно не видит, в это время она занимается на курсах сестёр милосердия. Зато сейчас увидела, как живёт Невский проспект в Три часа дня.
По Невскому проспекту прогуливались богато одетые люди, одни — пешком, другие едут в роскошных каретах. Знакомые раскланиваются, но большинство идут важно, ни на кого не глядят.
Груня почувствовала себя здесь не на своём месте, будто без спросу вошла в чужой богатый
— Выше голову! — сказал вдруг Михаил Николаевич. Всё-то он понимает. — Знаешь, куда мы сейчас с тобой пойдём? На Мойку. К дорогому для всех русских людей месту. Смотри и запоминай, что увидишь.
Они вышли на Мойку, и Михаил Николаевич сказал:
— Вот здесь, Груня, не так уж и давно, лет сорок тому назад, проходил великий человек, Александр Сергеевич Пушкин. Ты слыхала когда-нибудь о нём?
Груня даже обиделась.
— Разве есть люди, кто бы его не знал? Я даже его стихотворение помню наизусть.
— Ты ещё всего Пушкина прочитаешь, — сказал Михаил Николаевич. — И не только его. А теперь посмотри — вот дом, где он жил последние годы. Здесь он и умер, смертельно раненный на дуэли. В то время нашему гениальному поэту шёл тридцать седьмой год. Как это мало! Я сюда часто прихожу. Будто близкого человека идёшь проведать. Да так оно и есть! Пушкин всем нам очень близок. Без него нашу жизнь невозможно себе представить.
— Я запомню этот дом, — пообещала Груня, сдерживая волнение. — И другим буду про него рассказывать.
— Этого мне и хотелось, — сказал Михаил Николаевич.
От дома на Мойке, где когда-то жил Пушкин, они направились к Сенатской площади, посмотреть памятник Петру Великому. Об этом прославленном царе Груня слыхала ещё в Матрёновке и своей крепкой памятью запомнила имя основателя Петербурга.
Сначала они подошли к Исаакиевскому собору, царившему над Невой. В солнечный день он был особенно прекрасен со своим величественным куполом, сияющим на солнце.
И вот знаменитый памятник. Конь взлетел над гранитной скалой, на коне Пётр Великий в тоге — римской одежде, в руке фельдмаршальский жезл. Конь топчет копытом змею.
С восторгом и некоторым страхом глядела Груня на памятник Петру Первому. Какая сила в нём могучая! За ней наблюдал Михаил Николаевич, его обрадовало, с каким интересом смотрит она на памятник.
— Послушай, Груня, — сказал он и стал читать стихи:
На берегу пустынных волн
Стоял он, дум великих полн,
И вдаль глядел. Пред ним широко
Река неслася…
Знаешь, кто это написал? Пушкин, — пояснил он.
— Всё тут правда! — воскликнула Груня. — Вон какой задумчивый и грозный стоит царь, Нева перед ним, а он на город рукой показывает.
И, оглядев снова памятник со всех
— Хороший здесь мастер работал, навеки поставлено. И красиво.
Михаил Николаевич быстро взглянул на неё и неожиданно подумал: «А ведь Груня не так уж давно в крепостных числилась, до трёхлетнего возраста. Её могли продать или подарить кому вздумается. Не отменили бы крепостного права, она бы так и значилась чем-то вроде живой вещи у своего хозяина. Вздор какой-то». И заботливо спросил:
— Не устала?
— Нет, нет, — поспешно ответила Груня. Ей не хотелось расставаться с ним так скоро.
— Тогда давай заглянем в книжную лавку, — предложил он, — это совсем рядом.
— Заглянем! — обрадовалась Груня.
Они зашли в лавку, и Михаил Николаевич отобрал несколько книг, полистал и протянул небольшой томик ей.
— Возьми на память о нашей прогулке по Петербургу, — сказал он.
Груня взяла книгу.
— «Пушкин», — прочитала она.
И благодарно прижала к себе книгу.
СЕСТРА МИЛОСЕРДИЯ
На пороге лавки появилась женщина. Её тут явно хорошо знали.
Продавцы заулыбались и стали выкладывать на прилавок редкие книги.
Увидев женщину, Михаил Николаевич как-то мгновенно подтянулся и стремительно шагнул к ней.
— Юлия Петровна, дорогая! — воскликнул он обрадованно. — Позвольте вашу руку, — и почтительно поцеловал ей руку.
Груню поразило лицо женщины — нежное и в то же время волевое, большие красивые глаза и оживлённая улыбка. Чувствовалось, что её переполняла радость, которую она и не старалась скрыть.
Будто продолжая прерванный разговор, Михаил Николаевич сказал:
— Догадываюсь, всё-таки добились своего.
— Да, да, вы угадали, мой друг, — услышала Груня. — Добилась. Завтра еду. И не одна. Мне удалось образовать санитарный отряд. Все мы добровольцы. Теперь уже скоро займёмся настоящим делом, не пустым времяпрепровождением.
«Вот оно что! — подумала Груня. — В Болгарию едет, будет, как и я, ухаживать за ранеными».
Юлия Петровна (Груня сразу запомнила, как назвал её Михаил Николаевич) была в костюме сестры милосердия. Коричневое платье с полосатым фартуком из бумажной ткани, на груди красный крест из такой же ткани, на голове белая косынка.
Груня отвернулась, чтобы не показаться любопытной, и стала листать подаренный ей томик Пушкина.
— Позвольте представить вам Груню, будущую сестру милосердия, — услышала она вдруг рядом и быстро обернулась.
Юлия Петровна приветливо улыбнулась ей и тотчас стала расспрашивать об учёбе.
— Как много надо успеть в короткий срок! — посочувствовала она. — Наверное, трудно приходится.
— Трудновато, — смущённо призналась Груня, — иной раз даже страх берёт: ну, как не осилю науку, и выйдет, зря меня учили.