Сестра мафиози
Шрифт:
По вечерам же, после ужина, мы втроём садились в гостиной. И либо каждый был занят своим делом, я — чтением, Мелена — вышивкой, а Лайн чистил своё оружие. Почему так часто — не знаю.
Мы с Меленой могли разговаривать на разные темы, но обычно в них вмешивался Лайн, говоря что-то сурово и резко. Это сразу отбивало желание продолжать разговор.
Спала я в одной комнате с Меленой, мало ли, что в её положении, но мне было очень тревожно за мужа. Из-за чего я не спала полночи и на утро выглядела помято, но как обычно держала себя оптимистом.
Но ровно в половину пребывания моего срока моя интуиция просто кричала, чтобы
— Что ты сделал… — в шоке проговорила я.
Лайн спокойно смотрел на меня, держа в одной руке нож, а вены другой сильно изрезал, отчего теперь просто хлынула кровь.
— Ничего, — спокойным тоном сказал он, его взгляд был словно сквозь меня. — Я думал застрелиться, но тогда Вас бы напугал, а так и медленнее, и тише…
— Дебил! — не выдержала я, кидаясь к нему и быстро, буквально роняя на кровать, сняла с себя пояс от кимоно, передавила ему руку, затем самим кимоно впитывала кровь. — Жить надо несмотря ни на что!
— Я не смог спасти их… — выдохнул он просто убитым тоном. — Не смог… И думаешь, я достоин жить?
— А думаешь, они бы были рады, что их сын такой слабак?! — сказала я и замерла, увидев, как расширились его зрачки, и он стал смотреть на меня в упор. Боги, что я сказала… Повисла тишина, мы не моргая смотрели друг на друга. Я еле выдавила из себя одно слово, которое как мне показалось, всё равно не загладило бы вины: — Прости…
— Нет… — Посмотрел он на потолок с широко открытыми глазами. — Ты права… Я слабак.
— То, что хотел с собой сделать — да, а так ты не слаб. — Он продолжал смотреть в потолок, я напряглась и ещё сильнее сжала его руку, привлекая внимание на себя. — Ты должен жить ради них, понимаешь? Лайн, я не думаю, что ты настолько слабый, чтобы этого не понимать.
— Харуки… — выдохнул он моё имя, а затем случилось то, что я видела в первый раз в жизни — мужчина заплакал. — Мне плохо…
Я села к нему на постель. Хоть была в одном топике и трусах, меня это не смутило, я посадила его, крепко обняв, зажав между нами его разрезанную руку, чем сильнее её сжала. Он не решался обнять меня в ответ, так и сидя, просто положив свою голову мне на плечо. Не знаю, сколько мы так сидели, но затем я убрала давящие факторы на его руку и убедилась, что кровь остановилась. Ещё крепче обняла его, начав гладить по голове, и почувствовала, что у него участилось сердцебиение.
— Запомни, ты намного сильнее и умнее меня, но даже тебе надо выводить боль. — шепнула ему на ухо я, отчего муж медленно и словно неуверенно обнял меня в ответ. Но поняв, что я отстраняться не буду, обнял очень крепко и снова задрожал, я же только гладила его по голове, шепча: — Поплачь, так будет легче… Плачь.
Так он и уснул в моих объятиях, я же медленно положила его и, укрыв, взяла испачканное кровью кимоно с целью застирать его, только сейчас очень сильно покраснев и стараясь выкинуть из головы произошедшее. Затем, переодевшись, я поспешила лечь спать, ведь ночь уже прошла, и сейчас было очень ранее утро. Но проснулась я потом где-то в двенадцать дня, просто подорвавшись с кровати и с ненормальными глазами выбегая на кухню, где меня, хихикая, встретили эти двое.
— Наконец, проснулась, соня? — улыбчиво спросила Мелена,
— Почему не разбудила, Мел? — с досадой проговорила я, смотря с упрёком на накладывающую мне еду подружку, но ответил Лайн:
— Ты и так всегда раньше нас встаёшь, вот мы тебе отдых и дали, а теперь кушай, набирайся сил. — Он улыбнулся мне, я бросила взгляд на его руку, которая была перебинтована. Он сразу же спрятал её под стол и, поймав мой взгляд, повторился: — Ну же, ешь, думаю, в этот раз я не испортил ничего.
С того дня, нам троим стало полегче тут сидеть в ожидании и с более оживившимся Лайном. Правда, теперь у него появилась привычка подходить сзади и обнимать меня за талию, кладя свой подбородок мне на голову, что всегда вызывало у меня одну реакцию — удивление, смущение, возмущение, смирение. А Мелена, видя это, только хихикала, продолжая так же, как и я, готовить рядом. Она говорила, что это очень мило, и мы с ним отлично смотримся. Подобные слова вызывали только большее смущение и негодование у меня и его смешок.
Потом за нами приехал Даики, объявив, что теперь наши две семьи будут жить в новых домах, поближе друг к другу, буквально на одной улице. И это оказалось правдой: между нашими новыми домами был всего лишь сад, гигантский, правда, но всё же. Это бесконечно радовало меня, ведь теперь я могу быть с Меленой каждый день! Да и к тому же это место оказалось очень красивым.
Постепенно мы привыкали и к этому образу жизни. Новая прислуга, новые лица, новые занятия. Я и Мелен теперь с охраной, но выходим из поместий просто ради прогулки или прикупить что-то. Особенно часто мы бывали у врача и в детских магазинах, где она могла часами выбирать что-то для будущего чада. Правда, на мой вопрос, кого же она ждёт, она хитро улыбалась, говоря «сюрприз», и это меня немного злило.
Изменения были и у меня с мужем. Мы вчетвером часто стали проводить вечера Даики всячески проявлял любовь к своей жене. Я только и могла, что усмехаться, вспоминая, как та плакала о том, что у него «ни грамма нежности в глазах». Но это — данная парочка, у меня всё было по-другому…
— Эй! — возмущенно сказала я, когда просто сидела и читала книжку, а её нагло забрали у меня из рук, и затем сели рядом со мной, крепко обнимая. Ибо уже наученный опытом и знает, что я, во-первых, смущаюсь, во-вторых, стараюсь улизнуть. На это Лайн только усмехался.
— Ну, я же соскучился. — Я лишь подкатывала глаза. — Боже, Харуки, привыкни уже, что я тебя обнимаю.
— Это так забавно — видеть тебя покрасневшей, — снова со смешинкой сказала Мелена, отчего я ещё больше покраснела.
— Да ну Вас, — шикнула я, задирая нос, что уже смешило всех. — Дураки.
— Воу-воу, меня к ним не приписывай, — сказал Даики, за что Мелена стукнула его по груди.
Но вот наедине Лайн, можно сказать, боялся ко мне прикоснуться, что заставляло думать, что он только напоказ проявляет ко мне какое-то тепло, что немного злило. Но тем не менее мы прекрасно общались, и я с уверенностью его могла назвать другом. Исчезла эта неприязнь, появились крепкие дружеские чувства. Я очень боялась, что они могут перерасти в большее, потому что не знала, как к этому относиться, я никогда не любила. Мы по-прежнему спали в разных комнатах, общались только при возможности. Если как-то наедине прикасались, то это выходило случайно, и то оба смущались этого.