Сестрёнки
Шрифт:
И они не станут играться в то, чтобы звонить в дверь или стучать. Они сразу же выломают двери. Увидав их, необходимо сразу же поднять руки. Достаточно опоздать на половину секунды, и вас тут же нафаршируют свинцом. И осуждать их не надо, работа у людей ужасно нервная… Руки вам скуют двойными наручниками, а на голову натянут мешок. После того вас выведут и запихнут в фургон с логотипом Городского коммунального предприятия по ремонту водопровод и канализации. Что случится потом с неудачливым хакером, сказать сложно. Во всяком случае, никто из них еще не вернулся, чтобы рассказать. Так что рисковать не стоит.
Потому Катаржина логинится из интернет-кафешки [40] в отдаленном районе Новой Гуты.
Базы данных содержат около сорока миллионов имен. Понятно, что преувеличением является утверждение, будто бы ЦСБ имеет папочку на каждого жителя Польши [42] . Двадцать миллионов фишек — это данные, полученные из-за границы путем обмена с полицейскими органами соседних стран.
40
Тоже выход, но, похоже, о существовании анонимайзеров автору рассказать было некому. — Прим. перевод.
41
Это же зачем себя так калечить, а почему не вазелинчиком? Похоже, автор «перечитался» шпионскими книжками. — Прим. перевод.
42
Давайте посчитаем: по данным Википедии в 2011 году численность населения Польши составляла 38,5 миллиона человек. Активное население — это, как правило, не более 35–40 %, то есть, миллионов пятнадцать. Так что папочка имелась на каждого, даже с запасом… И еще, выше ведь было сказано, будто бы базы ЦСБ связи с Нэтом не имеют. Так куда «вламывалась» Катаржина? — Прим. перевод.
— Есть данные, — сообщает Катаржина сидящей рядом кузине. — Моника Степанкович, национальность — сербка, в последнее время проживала в косовской Даковице. Польский патруль в самый последний момент спас ее из рук албанцев; месяц подержали на базе, пока девушка не пришла в себя, потом отослали в Польшу. Живет она в детском доме.
— Сирота?
— Да. В Сербии у нее никого близкого нет. Она получила политическое убежище.
— Кто оплачивает ее обучение в нашем лицее?
— Этого я не знаю. Данных нет, — Катаржина озабоченно поглядывает на часы. — Сматываемся, нас уже наверняка засекли.
Она выходит из системы. Девушки платят и покидают заведение. Уже стоя на автобусной остановке, они слышат сирены полицейских машин. В сторону Интернет-кафе мчатся, как минимум, четыре. За ними, пища шинами, несется серый грузовичок с логотипом водопровода и канализации. Люди с изумлением поглядывают на него. Фургоны аварийных служб редко когда развивают подобную скорость. И еще, кто такое видел, чтобы спецы по лопнувшим трубам и подтекающим прокладкам ехали, словно полиция, с сиреной?
— И это все в нашу честь? — удивляется Станислава.
Сестренка не отвечает. Она пишет эсэмэску генералу, чтобы тот отозвал боевую тревогу. Это она чуточку пошалила в правительственной сети…
Моника Степанкович прикрывает глаза и осуществляет внутри себя оценку преподавателей. В принципе, все они совершенно нормальные. С двумя исключениями. Вообще-то, это одно исключение, но в двух лицах. Катаржина и Станислава. Девочка еще не знает их фамилий, но те ее не обманут. Слишком много радости во взглядах, когда они встречаются в коридоре. Следовательно, они как-то породнены. И эта родственная связь очень тесная; а к тому же, они еще и дружат. Словно сестры. И характерами они тоже должны быть похожи.
А теперь время проанализировать. У Станиславы на правой руке небольшое утолщение в том месте, где большой палец
Еще она носит корсет, это благодаря нему она держится так прямо. В то же время, шнурует она его не слишком сильно, любит дышать полной грудью. И ее одежда — пускай и элегантная, но, в первую очередь, обязательно удобная…
Вокруг нее расходится аура невольного уважения. Увидав ее, с мест поднимаются даже взрослые женщины. У хорошо воспитанных людей в крови записан инстинкт вставать с места, когда в комнату входит человек постарше… Так они проявляют уважение к его возрасту. Этот жест является общим чуть ли не для всего круга латинской цивилизации…
Итак: сабля, карманные часы, корсет… а попытка поправить очки? Глаза она должна была прооперировать, яыно была близорукой. Неужели раньше она не могла позволить себе хорошие очки? Могла. Что же тогда? Выходит, эта забавная привычка появилась еще раньше, когда пользовалась моноклем или, что более вероятно, лорнетом.
Комплекс инстинктов сформировался у пани учительницы уже давно. Быть может, с того времени прошло лет сто пятьдесят? Она очень гибкая, ее движения очень быстрые. Кошачья грация и невероятная реакция. Женщина весьма блестящая, даже слишком. С такими способностями ей удалось прожить так долго. И еще одно. Хотя по-сербски она говорит и бегло, но акцент ужасно архаичный… Следовательно, язык она учила очень давно. Насколько давно? Нужно будет проверить? И еще два вопроса. Почему она выглядит всего лишь на двадцать лет? Крестик у нее на шее, на первый взгляд, серебряный. Каким же чудом он не прожег в ее коже дыру до самых костей?
Моника Степанкович выжила, благодаря умению безошибочно чувствовать угрозу. Опасные районы она способна распознать незамедлительно. За последние годы краковский Казимеж сделался более цивилизованным, но остался таким же опасным.
Только не для нее. Девушка идет по улице смело. Стоящее на страже в подворотнях жулье отступает в глубину. Все они сторонятся честной работы с деда-прадеда. Вписанный в самые глубины подсознания инстинкт еще никогда их не подводил… Сейчас же они чувствуют, что в их спокойный анклав прибыла смертельная опасность. Они прекрасно знают, что эта золотоволосая девонька опаснее, чем ватага разъяренных мусоров, прочесывающих дом за домом. Если бы она атаковала — они тут же бы смылись. Но она к ним не цепляется. Прогуливается, глядя на остатки еврейских букв на облезлых фасадах.
Наконец направляется к одному из домов. Из подворотни навстречу выходит Зенек, король этого квартала.
— Простите, пани, — заговаривает он пропитым голосом. Мужик страшно трусит, но испытывает какую-то ответственность за собственных дружков. Как-то надо от этой крали избавиться. — Мы бы предпочли, чтобы вы сюда не приходили…
Взгляд синих глаз просверливает его до самого мозга костей и жжет. У бандита есть и пистолет, вот только применить его он не осмелится. Еще пару минут тому назад он считал, будто бы достаточным будет всего лишь прогнать незнакомку. Теперь ему понятно, что это был бы шаг, по меньшей мере, неразумный. Бандюга многое чего пережил в своей жизни. На совести тоже много чего. Научился он и безошибочно распознавать противника. Издалека. Но теперь ошибся. Сейчас он чувствовал, как что-то сосет в низу живота, но считал, будто бы справится. Не думал он, что вблизи это выглядит столь страшно. А ведь милая девонька ничего не сделала. Всего лишь смотрит. А инстинкт Зенека вопит, словно сирена. Щетина, зарастающая лапы, ежится, словно у дикого зверя. Он мог бы попросту сбежать, но сама мысль о том, чтобы повернуться спиной к опасности, пугает бандита еще сильнее.