Сестры
Шрифт:
— Она же вся мокрая, идиот! Что ты делаешь? — Катя, с трудом сдерживая смех, подбежала к Жене и отпихнула его. — Надо ее переодеть во что-нибудь сухое и теплое. Эля! — Она потрясла девушку за плечо. — Где здесь одежда?
Но Эля, с трудом разлепив веки, только невнятно пробормотала:
— Плывет куда-то…
— Так, — Катя оглядела собравшихся у постели. — Это, наверное, шкафы родителей, — указательный палец по направлению к встроенным шкафам. — Но это дела не меняет. Не станут же они возражать, если родная дочь наденет их шмотки.
— Вперед, — сказал Федя и дернул ручку. — Заперто.
— Ломать надо, —
— А мы пока ее разденем, — обрадованно предложил Костя.
— И это правильно! — дурными голосами завопили остальные.
— Вы что, рехнулись? — очнулась Лиза, но ее уже никто не услышал.
Воодушевленная делом пьяная компания шумно высыпала из спальни и устремилась на поиски необходимых инструментов. И Катя впереди всех — она, похоже, веселилась от души.
— Их надо остановить, — беспомощно сказала Лиза Кириллу.
— Безнадега, — он покачал головой. — Пойдем на балкон?
— Пойдем, — и Лиза с Кириллом удалились с поля битвы, бросив на произвол судьбы и раздетую Элю, и хныкающего Женю, и разгромленную квартиру.
Тем временем на кухне нашелся тесак для разделки мяса, и Леша с Федей занялись шкафом. Они уже отжали дверь, когда из гостиной донесся отчаянный вопль:
— Пожар!!!
Все повалили в гостиную. В спальне остались лишь бездыханная голая Эля и пьяненький, но преданный Женя, который начал в поисках теплой одежды вываливать из шкафа белье хозяйки дома.
В гостиной на самом деле горело. Юноша Андрюша выронил сигарету, которая обожгла ему пальцы. От окурка занялся ковер. Не зная, что делать, молодой человек схватил со стола первую попавшуюся под руку бутылку и вылил ее содержимое на огонь. В бутылке была водка. Тут виновник пожара и закричал. Прибежавший первым Федя сдернул с дивана покрывало и накинул на пламя. Навалились всей толпой — и костерок затушили.
— Ну дела, — проговорил Костя. — После такого дела надо выпить.
— Кончилось все, — Андрюша перевернул бутылку вверх дном. — Это была последняя. Которая смертью храбрых.
— В чем вопрос, мужики? Киоски же внизу, — пробасил Леха.
— Вперед, — немного устало сказал Федор.
Вскоре в квартире осталось совсем немного народу. Лиза все-таки настояла на уходе из этого сумасшедшего дома; компания, вышедшая на поиски спиртного, так и не вернулась; Венгр, всеми забытый, продолжал спать в нише. И только Женя, уложив на сладко посапывающую Элю все обнаруженное нижнее белье, продолжал активное существование.
Он был сильно опечален. Женя точно знал, что Эля за что-то на него смертельно обиделась, но вот за что именно — вспомнить никак не мог. Понуро послонявшись по разгромленной квартире, он решил, что вечеринка закончилась, и, движимый благородными мотивами, надумал вымыть всю посуду. Благополучно снес тарелки в раковину, надел фартук и занялся делом.
На пятой тарелке Женя заплакал. Людская неблагодарность жгла ему душу. Он шмыгал носом, утирался запястьем, размазывая по щекам обильные слезы, и при этом тщательно намыливал посуду гелем для душа, который обнаружил в ванной, и так же тщательно ее споласкивал.
Вышла только одна неувязка: Женя никогда раньше не бывал в квартирах со встроенным мусоропроводом. И потому решил, что расположенный рядом с мойкой ящик с автоматической дверцей является просто-напросто удобной сушкой для чистой посуды. Куда старательно
Катя дулась, что ее раньше других утащили с такой уморительной тусовки. Но дулась недолго. Домой приехали не очень поздно, посидели на кухне, выпили чаю, повспоминали вечеринку, которая уже казалась невероятно смешной. Закусывая губы и делая круглые глаза, представляли реакцию несчастных родителей, которые, скорее всего, уже сейчас разгребают последствия дня рождения дочери.
Разошлись по комнатам за полночь и в сон провалились почти мгновенно.
А на следующий день случилась ссора, которая словно открыла дверь ожидавшим своей очереди неприятностям и бедам.
16
Все началось с пустяка. Утром Катерина, собираясь на факультет, порвала любимую старую блузку. Стала судорожно, уже опаздывая, рыться в шкафу в поисках замены. Как назло, ничего не подходило к той юбке, в которой именно сегодня ей очень хотелось пощеголять. Юбка была новая: узкая, с длинным разрезом сзади, терракотового цвета, подобрать к ней верх было делом действительно не самым простым. Кирилл, желая утешить жену, посоветовал ей надеть джинсы, за что был гневно обвинен в том, что ничего не понимает ни в одежде, ни в женском настроении, ни в жизни вообще. Кирилл, все еще пытаясь облечь назревающую драму в шутку, заявил, что, конечно, куда нам, мужикам, разбираться в тонких материях. Правда, есть и у нас свои заботы, но не такие, естественно, важные — скорее, пустячные — обеспечить, например, семью, заработать на эти самые тонкие материи. Молодой муж никак не предполагал, что это его заявление повлечет за собой оскорбительную тираду Катьки.
— Обеспечить семью, да? — тихим голосом, не предвещающим ничего хорошего, сказала Катя. — Ну и как же ты ее, скажи на милость, обеспечиваешь? А, Кирилл? Если твоей жене приходится на собственные сэкономленные деньги покупать себе одежду?
Кирилл смешался.
— Ты же знаешь, что большую часть зарплаты я отдаю твоим родителям. — Он невольно впал в оправдательный тон, и это Катю только подхлестнуло.
— Хороша же зарплата, если ее не хватает даже на самое необходимое! Ты видел, в чем я проходила всю зиму? В дырявых ботинках! С вечно мокрыми ногами! — Она еще успела подумать, что зря это говорит, что явно преувеличивает, еще успела заметить на лице Кирилла растерянность, на глазах сменяющуюся упрямым и непроницаемым выражением, но ее уже понесло. — Муж! — закричала она. — Защитник! Надежда и опора! Тогда почему, ответь мне, мы живем на шее у моих родителей, почему даже не всегда можем зайти в кафе. Вечно одно и то же — нет денег, нет денег! А жизнь, между прочим, проходит. Лучшие годы!
— Ты, Катя, сначала подумай, что говоришь, — медленно и отчетливо произнес Кирилл. Он стоял бледный и весь какой-то неподвижный. — Подумай, — повторил напряженно, нагнулся за сумкой, подхватил ее и вышел из комнаты. Двигался скованно, точно боялся отпустить внутреннюю пружину.
Во внезапно наступившей тишине громко хлопнула входная дверь. Катя устало опустилась на софу.
— Черт! — громко сказала она. — Черт, черт, черт…
К ней в комнату заглянула Лиза, увидела сестру, сидящую на неубранной постели в красивой узкой юбке и в лифчике, с потерянным, но вместе с тем упрямым выражением лица.