Сестры
Шрифт:
И резко села в постели. Так, что заболела голова. Наконец, она поняла, какая несообразность была с этим «жигуленком».
— Черт, — прошептала. — Ведь я не говорила ему, как меня зовут. Точно не говорила. Черт…
Откинула лед и тревожно прошлась по комнате. Но никакие соображения, откуда водитель мог знать имя, в ее больную голову не приходили.
Лиза в этот жаркий день удила рыбу. Совсем недавно к рыболовству ее приучил Толя, и теперь, когда у обоих выдавалось свободное время, они часами просиживали у деревенского пруда, предаваясь оправданному
В этот день клева не было совершенно. Они долго молчали, глядя на воду, и Лиза уже поглядывала на часы. Дома все-таки ждали дела.
— Как Нина Григорьевна такую жару переносит? — спросил Толя, надеясь беседой подольше задержать Лизу.
— Не очень. Нитроглицерин глотает.
— Сердечникам в такую погоду сложно. — Он задумался, о чем бы еще спросить. — А Катя как? Не собирается в этом году приехать?
— Нет, Толя. У нее теперь другие интересы.
— Все-таки разводятся? — Он повнимательнее вгляделся в Лизу.
Та отвела глаза и кивнула.
— Кирилл на развод подал. А сам пропал. Снимает квартиру где-то на окраине и не звонит никогда, — положила подбородок на скрещенные руки, неподвижно уставилась на воду.
— Ты сильно переживаешь, — удивленно отметил Толя. — Из-за Кати?
Лиза долго не отвечала, все смотрела на легкие круги на воде, что чертили водомерки и оставляли после себя упавшие с ивы листочки и веточки. Она могла бы не ответить, могла бы соврать что-нибудь необязательное, но почему-то врать Толе не хотелось. Он тоже молчал, не торопил. Понял, что затронул нечто больное, глубокое.
— Катя утешилась уже, — наконец со вздохом сказала Лиза. — Из-за Кирилла. Я и не думала, что простая мысль — «я больше никогда его не увижу» — будет доставлять мне такую боль. — Она постаралась улыбнуться, но с ресницы соскочила слеза и словно стерла улыбку.
— Ты любишь его, — тихо, потрясенно, самому себе сказал Толя. — Поплачь, если хочешь.
Он слегка обнял ее, плачущая девушка ткнулась носом в его голую грудь, и слезы послушно полились из глаз — одна за другой, одна за другой, — щекоча ему кожу.
Они просидели еще час. Жара к вечеру стала спадать, красное уставшее солнце заваливалось к горизонту, обещая на завтра такое же пекло.
Когда Лиза успокоилась, Толя осторожно вытер ей лицо своим мятым скомканным платком. Затем не торопясь смотали удочки, и он проводил ее до дома.
— До завтра, — сказала Лиза.
— До завтра, — ответил Толя и, не оглядываясь, широко зашагал по улице.
Часть
ВТОРАЯ
1
— Вы уже видели в программке? Видели? — Катя от переизбытка чувств все время срывалась почти в крик. — А ты, мам,
— Ты приехать-то сможешь? — Любовь Константиновна немного отстранила трубку — неизвестно с чего вдруг прорезался у дочери такой громкий голос, прямо оглушал.
— Мужа сегодня проводила в командировку, — радостно завопила Катя. — И по такому случаю, конечно, приеду. От Лизаветы есть какие известия?
— Да она как раз сегодня возвращается из Лондона, обещала заехать…
— Как — сегодня? — радостно удивилась Катерина. — Я думала, не раньше следующего понедельника. Ну все! Мчусь!
Любовь Константиновна с улыбкой положила трубку. Постояла недолго около телефона, немного взгрустнула. Вот и выросли девочки, помнится, ждали этого, ждали: сначала — когда первые слова скажут, потом — когда ходить начнут, а дальше все в убыстряющемся темпе — когда школу закончат, университет, пойдут на работу… И когда годы промчались, непонятно, словно вчера ведь только из роддома Никита меня с Катюшкой привез.
Она вздохнула и, протерев телефонную трубку концом фартука, — руки были в муке, когда Катя позвонила, — поспешила на кухню. Дел сегодня и так невпроворот, а еще пироги затеяла, успеть бы к приезду девочек.
Катино «мчусь» обернулось в два с половиной часа. К этому времени вернулся с работы Никита Владимирович, красный с мороза, весь в снегу, как Дед Мороз. С порога, даже не успев раздеться, засыпал жену вопросами:
— Катя звонила? Приедет? А самолет? Ты не узнавала, не опаздывает? Катя-то, надеюсь, без своего благоверного? А чем это у тебя так вкусно пахнет?
Вошел на кухню, обнял Любовь Константиновну и попытался стянуть пирожок, однако был застигнут на месте преступления.
— Никита! Постыдился бы! Надо девочек подождать.
— Уж больно аппетитно они выглядят, — Никита Владимирович умоляюще посмотрел на горку румяных аккуратных пирожков.
— Ну ладно, один, на пробу, — сжалилась Любовь Константиновна.
И пока муж осторожно, боясь обжечься, откусывал от дымящегося еще пирожка с капустой, смаковал его, она молча наблюдала за ним, думая, как много изменилось у них за последние годы. После того как Катя повторно вышла замуж и уехала жить к мужу, и особенно после переезда Лизы на новую квартиру, которую — подумать только! — она смогла купить себе на последний гонорар, между супругами установились совершенно иные отношения. Словно нечего стало делить. Словно только теперь они осознали истинную цену взаимопониманию, уважению и теплоте.
Не успел Никита Владимирович доесть пирожок, как начал надрываться дверной звонок. И не надо было обладать даром пророчества, чтобы догадаться, что приехала Катя.
Она шумно ввалилась в коридор, который сразу всем показался маленьким. Скинула на руки отцу роскошную норковую шубу, расцеловала родителей, причитая: как же я соскучилась по этому кошмарному дому, как же мне вас иногда не хватает, черт побери, а чем это так вкусно пахнет, я еще на лестничной клетке почувствовала…
— Лизка-то, Лизка еще не приехала? — И без перехода: — Мам, ну дай пирожочек, ну хоть один, ну пожалуйста…