Сет из Хада
Шрифт:
Что-то здесь было не так. Если вина доказана, то почему ее не приговорили к смерти? Убийство демона в любом случае убийство, и совершенно неважно кто отравлен, герцог или его слуга. А уж если вина доказана, то отравительницу ждал единственный в таких случаях приговор – смерть. Сет подумал, что дело кажется каким-то скомканным, но доказать это было бы очень сложно – судейская машина славилась своей неуступчивостью в вопросах, которые касались любых форм ее деятельности. И если уж заседание прошло в закрытом режиме, то нечего было и рассчитывать на откровенность участников процесса.
С другой стороны, Сет мог поговорить с герцогом и как член касты –
Надеяться, что герцог захочет с ним откровенничать было глупо – любимый внук Ушедшего был надменным и властным демоном, и в другое время Сету вряд ли светил бы откровенный разговор. Но сейчас ситуация было иной – Агварес сам пожелал видеть его, и можно было с уверенностью сказать, что дело серьезное, а значит, есть небольшой, но все же шанс прояснить темную историю с отравлением. Сету не казалось справедливым отправлять невиновную работницу почты на пожизненное заключение в Тартаре, а в том, что обвинение «притянуто за уши», он почти не сомневался.
Посмертный лихо управлял яростно храпящими лошадьми, и громко выкрикивал непристойные словечки, отвлекающие от размышлений о связи между убийством секретаря Ваанберита, странным приговором отравительнице и желанием герцога увидеть его. Связь несомненно была – взять хотя бы то, что Ваанберит и слуга герцога умерли от яда, не исключено, что от одного и того же. Сделав себе пометку прояснить этот вопрос, Сет еще раз перелистал тоненькое дело. Гибеллина была демоницей из древнейшего рода Баст, чей основатель Хельмуг Баст служил самому Денницу, отцу Ушедшего, то есть, практически бессмертной и вечное пребывание в Тартаре виделось слишком суровым наказанием за то, что она всего лишь доставила письмо, выполняя при этом свою работу. Письмо мог доставить кто угодно и тогда судили бы не ее, а кого-то другого, и еще неизвестно, какой приговор вынесли бы судейские, если бы это был кто-нибудь из менее знатного рода или из «обращенных». Хотя, в последнем случае приговор вряд ли вызвал бы вопросы – с «обращенными» никто и никогда не церемонился.
По закону у адвоката было три ночи, чтобы подать просьбу о пересмотре дела, и это значило, что осужденная все еще находится в городской тюрьме. Подумав, что хорошо бы съездить туда и лично расспросить несчастную женщину, как было дело, Сет вспомнил о Влазасе, дальнем своем родственнике, служившем помощником начальника тюрьмы, и подумал, что тот вряд ли станет чинить препятствия, если Сет попросит его о маленьком одолжении…
Выглянув в окно и увидев оседающие на мостовую снежинки, граф вспомнил, что собирался взять неделю отпуска, который хотел провести на берегу Живого моря. Помимо обычных удовольствий, вроде лежания на пляже, лечения и поедания морских деликатесов, оттуда (за достаточно высокую плату) можно было махнуть в третье измерение, куда так хотела попасть неугомонная в поисках удовольствий Прозерпина. Она грезила этой поездкой, и отказать ей значило вызвать бурю, если не что похуже. Предчувствие, что отпуск откладывается надолго, не покидало Сета. Он уже представлял, что ему придется выслушать от разгневанной Прозерпины и, скорее всего,
Сет поморщился от одного воспоминания этого имени. Приторный, любвеобильный Дагон раздражал до крайней степени и если бы не государственная служба, он уже давно вызвал бы его на поединок, или просто испепелил бы наглеца. К сожалению, присяга не позволяла опускаться до действий обычного ревнивца. Впрочем, Сет прекрасно знал истинное к себе отношение Прозерпины, и понимал, что от таких как она нельзя ждать, а тем более требовать сильных и глубоких чувств – «дочь свергнутых богов» (тоже одно из ее любимых выражений) была особой легкомысленной и весьма ветреной, что лишь придавало ей шарм, а местами даже загадочность.
Словом настроение было, что называется, рабочее, как раз для беседы с герцогом. Дикие возгласы Посмертного, подстегивавшие, скорее не лошадей, а прохожих, спешащих побыстрее убраться с дороги, также добавляли желания поскорее разобраться со всеми делами и попытаться все же взять несколько ночей отпуска – вдруг это путешествие скрепит их распадающийся союз? Правда, Сет никак не мог понять, действительно ли хочет этого или все дело в банальной привычке…
– Прибыли, шеф! – Проорал в переднее окно Посмертный, – Вон он, мать его, замок хренов!
Выглянув в боковое окошко, Сет увидел, что они подъезжают к металлической ограде, за которой в глубине красивого парка высился мрачный замок герцога Агвареса. Через полминуты вороные уже въезжали в высокие ворота, украшенные зловещими сценами жестоких сражений древности. Ухоженная аллея строгих кипарисов прямиком вела ко вторым, каменным воротам. Сет не раз бывал в этом замке – и по службе, и как приглашенный на банкет по случаю празднования круглой даты. Герцог всегда шумно отмечал свое пятитысячелетие, и Сет помнил, что после ворот нужно будет еще прокатиться по узкому перекидному мосту, и лишь после этого они попадут в главную цитадель замка – детинец…
Глава вторая
Дождавшись, пока объявивший о приходе графа Раума слуга пригласит его, Сет прошел в широко распахнутые двери каминного зала и увидел герцога. До него было шагов двадцать, но даже с такого расстояния можно было увидеть черные круги вокруг глаз заметно осунувшегося с их последней встречи Агвареса.
– Граф Раум! – Агварес раскинул в стороны руки, – Я рад, что Саргатанас проявил внимание к моей просьбе и нашел тебя! Я слышал, тебе нездоровилось?
– Приветствую герцога Хада! – Сет поклонился, и добавил, – Было немного но, слава Тьме, все уже прошло.
– Если тебе нужен лекарь – смело обращайся – хоть мои эскулапы и не такие академики, как твой друг Ксафан, но тоже кое-что умеют.
Агварес указал на огромное кресло, и уселся напротив, выжидающе глядя на Сета.
Устроившись в удобном кресле, Сет улыбнулся:
– Надеюсь, это не потребуется.
Герцог кивнул, посмотрел на закрытую дверь и, снизив голос, перешел к делу: