Сети Культа
Шрифт:
— Ближе к делу, — нетерпеливо нахмурился Бэстифар.
— Мой человек связался со мной через эревальну и рассказал, что некоего странника по имени Мальстен в компании молодой женщины Аэлин видели в Хостере в ночь с двадцать девятого на тридцатый день Матира. Они представились двумя охотниками на иных и избавили деревню от кваров. В первый день Мезона на рассвете эти двое покинули Хостер. Сказали, что направляются в Леддер. Полагаю, им осталось меньше недели пути до портового города, а дальше, судя по всему, господин Ормонт с леди Дэвери сядут на корабль до Адеса.
Бэстифар постарался никоим образом не выдать своих чувств, однако глаза
— Вот оно, значит, как, — задумчиво протянул он. — То есть, скоро наш друг будет здесь.
— И в свете разворачивающихся на материке событий это не самый лучший для нас расклад, — предупредил Фатдир.
— Напротив, — качнул головой аркал. — Мальстен — самая ценная разменная монета в этой игре. А еще он ценнейший союзник, если найти к нему верный подход. Поэтому то, что он вскоре прибудет в Адес, есть новость исключительно хорошая.
Советник нахмурился.
— Думаю, в случае его пребывания в Малагории нам будет сложнее договориться с Советом.
— Ну… или легче, учитывая, что наш друг способен взять под контроль кого угодно, — усмехнулся Бэстифар, вновь похлопав Фатдира по плечу. — Не переживай так раньше времени. Уверяю тебя, перспективы не так уж плохи. Когда придет нужный момент, мы сумеем понять, какую монету нам следует разменивать и какой стороной ее повернуть.
— Что ж, пусть тогда один из нас мыслит более оптимистично, а другой будет готовиться к худшему раскладу.
— О, боги, — закатил глаза аркал. — Я живу в царстве пессимистов!
На этом туманном согласии малагорский царь указал первому советнику на дверь и предпочел закончить разговор.
Вечером того же дня Бэстифар с нетерпением дожидался окончания цирковой репетиции. Он давно не присутствовал на этих мероприятиях, хотя прежде, когда представлениями заведовал Мальстен, он с радостью находился на одном из зрительских мест, периодически высказывая свои пожелания и наблюдая за тем, как зрелище, придуманное искуснейшим кукловодом, меняется на глазах. С приходом же к работе Дезмонда Бэстифар начал стремительно терять интерес к репетициям, ибо представления являли собою полную их копию. При Мальстене номера были текучими и могли измениться прямо в процессе. Ему всецело доверялись артисты и музыканты, и у каждого захватывало дух от того, насколько легко и естественно беглый анкордский кукловод вплетает в каждый элемент все новые и новые оттенки. Пожалуй, это действительно был исключительный талант одного конкретного кукольника, который присутствовал далеко не у каждого представителя его вида.
Однако сегодня Бэстифар не желал думать об утраченной самобытности малагорского цирка. Сегодня его интересовал определенный член труппы, и именно его талант сейчас требовался аркалу, как никакой другой.
Дождавшись, пока Левент покинет арену, Бэстифар вынырнул из-за кулисы и ухватил распорядителя под локоть.
— Ты-то мне и нужен, мой дорогой друг, — с лучезарной улыбкой произнес он.
— Мой царь! — изумленно воскликнул Левент, замерев и почтительно поклонившись.
— Полно, полно, — отмахнулся аркал. — Сейчас мне совершенно не нужны расшаркивания. Мне нужен твой талант.
Следуя за правителем Малагории к дворцу, цирковой распорядитель непонимающе хмурился.
— Вы… хотите поговорить со мной о моей части представления?
Бэстифар
— Не совсем, — качнул головой Бэстифар. — В этой части у меня к тебе нет никаких нареканий или даже советов. Но мне прекрасно известно, что ты не только талантливейший распорядитель, но и гений перевоплощений. Твое умение гримировать артистов не знает равных во всей Малагории. И именно это искусство мне от тебя нужно.
Левент с готовностью подобрался.
Искусство перевоплощения действительно было его сильной стороной. При должном старании он мог изменить человека до неузнаваемости, мог изготовить лицевые накладки — такие, что их было не отличить от настоящий кожи. Образы, созданные Левентом для представлений малагорского цирка, были потрясающими.
— Пойдем со мной, дорогой друг, я хочу, чтобы ты подробно посмотрел на лицо, которое тебе потребуется для меня сотворить. А потом я назову тебе того, кто необходим мне для реализации этой затеи.
— Вы хотите… чтобы я загримировал кого-то под другого человека к будущему представлению?
— К очень важному представлению, дорогой друг. Работа предстоит детальная и трудная, но я уверен, что никто не справится с нею, кроме тебя. Я жду от тебя не просто искусства перевоплощения, Левент. Я жду от тебя почти магии. И сейчас я покажу тебе, с кем ты будешь ее творить.
На шестой день Мезона Бенедикт и Киллиан достигли Сонного леса, и до деревни Ланкарта, обозначенной на карте Карлом Бриггером, оставалось около полутора дней пути. По дороге не было больше ни одного поселения — Сонный лес был опасен и гостей не жаловал. Насколько Колер знал из записей Культа, на этом участке иные существа попадались весьма часто, и где-то в этом лесу даже было отмечено одно болото дьюгара, которое обошел бы стороной любой путник с зачатками здравого смысла. Благо, на пути двух странствующих жрецов это болото не попадалось. Хватило им и того болота, что встретилось пару дней назад с обитательницей не более дружелюбной, чем дьюгар.
Встреча со спарэгой не прошла даром для здоровья Киллиана Харта. Схватка с болотной ведьмой в объятиях непогоды существенно ухудшила его состояние, а усугубило положение то, что теперь юный жрец остался без лекарственной настойки кронского лекаря, и болезнь, успевшая ненадолго отступить, пробудилась под холодным осенним ливнем и принялась атаковать его с новой силой.
На пятый день Мезона Киллиан мужественно держался в седле, хотя дышал он явно не без труда, и приступы сухого кашля теперь одолевали его заметно чаще, чем день тому назад. К вечеру силы покинули его, и до привала он добрался на одном лишь энтузиазме, запала которого — Бенедикт знал — хватит ненадолго. В ту ночь он предложил ученику лечь спать первым и решил не будить его до самого утра. Едва коснувшись настила, Киллиан провалился в глубокий сон и почти не шевелился, и если бы не тяжелое свистящее дыхание, Бенедикт мог бы несколько раз подумать, что его ученик отправился на Суд Богов раньше времени.