Север и Юг. Великая сага. Компиляция. Книги 1-3
Шрифт:
Его глаза встретились с глазами Орри. В них сквозила боль, но и настороженность… взгляд казался почти ледяным. Это был совсем молодой человек с густыми бровями и заросшим щетиной лицом – из той породы, что никогда не сдаются. Его правая рука лежала вдоль ноги, а левая прижималась к окровавленной дыре на поясе темно-синего мундира. Предплечье левой руки было обмотано грязными бинтами. Насколько мог заметить Орри, у янки не было оружия, кроме сабли, остававшейся в ножнах.
– Нашел, – сказал Орри, не оборачиваясь.
Ординарцы подъехали ближе. Янки, который был почти в беспамятстве, наблюдал
– Кто-нибудь, заберите у него саблю.
Солдат, сидевший первым, спрыгнул с седла и прошел вперед, держа в левой руке револьвер. Сабля со скрежетом выскользнула из ножен. Ординарец кашлянул.
– Бог мой, какой же он грязный, – закашлялся ординарец. – Гной, вши и неизвестно что еще… – Он посмотрел на Орри. – Плохая рана, полковник. Похоже, в живот.
– Как тебя зовут, янки? – спросил второй солдат.
Янки с трудом облизнул губы, но Орри поднял руку:
– Потом узнаем.
Второй ординарец выразил недовольство, спрыгивая на землю.
– Может, его тоже лучше пристрелить, а? – с досадой сказал второй ординарец, спешившись. – Как думаете, полковник? С такой раной он точно не выживет.
Он был прав. Раны в живот обычно оказывались смертельными. И возможно, они бы сэкономили время и силы своих и без того занятых врачей, если бы сейчас пустили пулю в сердце этого янки и забыли о нем. Это было куда гуманнее, чем оставлять его здесь мучиться, да и умнее с другой точки зрения. Орри очень не нравился взгляд молодого северянина.
А потом его обожгло стыдом. Каким же чудовищем он стал, если вообще допускал подобные мысли? Он медленно вернул револьвер в кобуру у левого бедра, под кителем. Потом спрыгнул на землю и с трудом распрямил затекшую спину. Его высокая фигура, несмотря на грязный, истрепанный мундир и подколотый левый рукав, казалась удивительно аристократичной.
– Пусть врачи сами решат, какие у него шансы, – сказал он виргинцам.
Он подошел к раненому; на лице янки не было благодарности, как и вообще никаких чувств. Что ж, Орри понимал этого человека, измученного войной и болью. Его настороженность сменилась легкой жалостью, когда он смотрел на солдата. А тот смотрел на него снизу вверх, закатив белки.
Орри отступил на два шага назад и встал между вытянутой ногой раненого и ординарцами.
– Посмотрим, – сказал он, повернувшись к ним, – можно ли соорудить носилки из веток и попоны. А потом…
Что-то щелкнуло за его спиной, и он еще успел заметить, как на лице одного из виргинцев отразился ужас. Орри на секунду закрыл собой янки от ординарцев, которые наблюдали за ним, и тогда тот воспользовался моментом и выхватил из-под правой ноги кольт. А потом прицелился в затылок Орри и нажал на курок.
Выстрел снес полчерепа. Когда Орри упал на колени, уже мертвый, ординарцы с бессильными криками и проклятиями начали стрелять в янки. От каждой пули он дергался из стороны в сторону, как обезумевшая марионетка, а когда стрельба наконец прекратилась, плавно завалился на бок и как будто уснул. Дрожащие солдаты опустили оружие, и лес снова окутала туманная тишина.
В то же день, незадолго до полудня, Мадлен вышла из Бельведера, чтобы прогуляться по холмам. В доме царило ликование после новостей,
«Позвольте поднести вам в качестве рождественского подарка город Саванну».
Мадлен не могла разделить всеобщего ликования, и, хорошо понимая это, Констанция из чувства такта сдерживала свои восторги от грандиозного похода Шермана к побережью Атлантики. Но ее радость проявлялась во всем. Даже Бретт как будто была довольна новостью, хотя ничем этого не показала. Все это всерьез обидело Мадлен.
Она стыдилась этого чувства и пыталась избавиться от него, поднимаясь вверх по тропе к одной из пологих вершин, поросших горным лавром. Декабрьское солнце наполнило день приятным теплом. Погода в последнее время стояла на удивление мягкая, почти осенняя. Мадлен даже пожалела, что взяла шаль.
С вершины холма она услышала первый удар колокола. Часовня Святой Маргариты в долине, догадалась она. Прожив здесь всего несколько недель, Мадлен уже научилась определять разные церкви по колокольному звону и вообще узнала много интересного об этом промышленном городе, где ее тепло приняли Хазарды и слуги в доме. Но все равно Лихай-Стейшн оставался для нее чужим, и как бы она ни обманывала себя, пытаясь поверить в обратное, у нее ничего не получалось.
Следом за Маргаритой и остальные церкви, одна за другой, тоже огласились праздничным перезвоном. Глядя вниз, на подернутый дымкой город, Мадлен думала только об одном: «Как бы мне хотелось, чтобы Орри приехал на Рождество!»
Вдруг словно что-то коснулось ее шеи. Она подняла голову и огляделась, потом посмотрела на небо. С северо-запада надвигалась огромная серая масса. Ветер внезапно сменился, и она снова почувствовала на шее его стылое дыхание.
Она поплотнее закуталась в шаль, теперь уже радуясь, что захватила ее. Все усиливающийся ветер трепал подол ее платья. Она подумала о том, что досадовать на ликующий колокольный звон вовсе не следует, ведь каждая победа северян приближала тот день, когда Орри сможет покинуть Ричмонд, они вернутся в Монт-Роял и снова будут вместе. Так что для нее это был звон надежды.
От ее прежней обиды не осталось и следа, и она даже еще немного постояла под быстро темнеющим небом, чтобы послушать громкую, нестройную, но все же такую прекрасную музыку городских колоколен. Сердце ее постепенно наполнилось покоем, когда она думала о том, что у них с ее возлюбленным будет еще много рождественских дней впереди. Когда она начала спускаться с холма, она уже чувствовала себя совершенно счастливой.
Часть шестая
Суд Божий
Мне кажется, сэр, наши люди устали от войны; они чувствуют себя несчастными и не способны бороться. Страна разорена.