Север и Юг. Великая сага. Компиляция. Книги 1-3
Шрифт:
– Гибкость… – с горечью повторила она. – Вы снова о том, чтобы закрыть школу? А ведь когда-то вы были человеком либеральных убеждений. Почему же вы так категоричны?
– Потому что эти школы для ниггеров никакие не школы. Это политические кружки. Все консерваторы решительно против них. – Консерваторами недавно стали называть новую антиреспубликанскую коалицию демократов и бывших вигов.
– Уэйд Хэмптон тоже организовал школу в своем имении. А он – общепризнанный консерватор.
– Да, только запятнавший себя неуместными взглядами определенного толка. Нет смысла говорить о генерале
То есть неприкосновенный. А я – нет.
– Леверетт, мне бы очень хотелось понять, почему вы с таким неприятием отказываете людям в малейшей возможности получить хоть какое-то образование?
– Не людям. Ниггерам. Сама идея их обучения губительна для Южной Каролины. Сначала эти женщины с Севера начали их учить на острове Святой Елены. Потом ваша школа. Теперь эти бесплатные. В результате мы не только получим мстительных ничтожеств, которые будут нами править, но еще и взвалим на наши плечи финансовое бремя этих оскорбительных школьных налогов.
– Значит, все сводится к деньгам. К жадности.
– Я говорю о справедливости! О соблюдении законов! То, что конституция штата предусматривает финансирование бесплатных школ, – не моя идея. И не мистера Купера Мэйна, должен заметить. На далее чем на прошлой неделе он обедал у меня, и я знаю, что он думает по этому поводу. Тем более после определенных обстоятельств, – добавил банкир, бросая на Мадлен пристальный взгляд, и она предположила, что он имеет в виду замужество Мари-Луизы. – Мы с вашим деверем пришли к полному согласию в этом вопросе, – продолжил Докинз. – Раз уж федеральное правительство навязало нам эти школы, пусть само за них и платит.
– Я не получаю денег от правительства, Леверетт.
– Зато, насколько я знаю, к вам часто наведываются чиновники и клирики с Севера, которые считают вашу школу образцом радикальных мер. Странно, что Ку-клукс-клан пока не возвращается. Я не сторонник насилия, но, когда они придут, вам придется винить только себя.
…Вот такой прогноз на будущее. Иногда я молю Бога о том, чтобы Он избавил меня от всего, что связано с «реконструкцией»!
Глава 57
– Красивая? – спросил Бент. – Тебе нравится, Гус? – Он поднял руку к левому уху и покачал серьгу.
Маленький костер мигал и потрескивал на мартовском ветру. Они остановились на голом склоне в горах Вичита, гранитные вершины которых неожиданно поднимались над прерией. Два дня назад, к северу от гор, Бент заметил кавалерийский отряд, который двигался впереди них с востока на запад. Это были именно кавалеристы, а не индейцы, потому что они ехали правильным конным строем, и над головами у них развевались флаги и вымпелы. Он стащил маленького Гуса на землю, заставил коня лечь и не отпускал, пока колонна не скрылась из виду. А потом даже боялся разводить костер вплоть до сегодняшнего вечера.
Он чуть повернул голову, показывая мальчику левую сторону своего лица и снова позвякивая серьгой:
– Правда, красивая?
Глаза малыша блестели, как два полированных коричневых камешка, на его давно
Бент продолжал позвякивать серьгой. Гус не понимал, чего от него ждут. Потом Бент улыбнулся, и мальчик решил, что должен потрогать серьгу. Он согнул пальцы, поднял руку, осторожно протянул ее к…
От сильного удара он упал на землю. Бент дернул его за волосы и дважды хлестнул рукой по лицу:
– Плохой мальчик! Нельзя трогать. Будешь плохим, мой друг снова проснется.
Он достал из кармана замызганного фрака складную бритву. Со щелчком открыл ее. Гус отодвинулся назад, приоткрыв рот. Он не издал ни звука, потому что Бент бил его за шум. Но бритву он уже видел. И чувствовал ее на своей коже.
На лезвии заплясали серебряные блики от костра. Гус отодвинулся еще примерно на фут, елозя на попке. Бент опять улыбнулся:
– Ты ведь знаешь, что мой друг делает с плохими мальчиками, да? Он делает им больно!
Бент вдруг стремительно опустился на колени и вытянул руки над огнем. Край бритвы устремился к горлу ребенка. Гус закричал и упал на бок, закрывая лицо. Бент в последний момент придержал руку, и лезвие остановилось дюймах в шести от шеи мальчика.
Крик Гуса был таким пронзительным, что каким-то образом испортил Бенту всю забаву, отозвавшись в его голове какими-то странными отголосками, которые перемежались зловещим звоном. Он уронил бритву, обежал вокруг костра и встряхнул мальчика за плечи:
– Ты действительно плохой мальчик! Я же велел тебе никогда не шуметь. Если ты снова закричишь, я разрешу своему другу укусить тебя! А ты знаешь, как он больно кусается.
Гус тихонько всхлипывал. Бент снял цилиндр и вытер блестящий лоб рукавом, оставив на коже грязные полосы.
– Так лучше. Накройся попоной и спи, пока я не попросил своего друга наказать тебя за плохое поведение.
Очень осторожно, стараясь ступать как можно тише, Гус прошел к грязной лошадиной попоне. Жившие в ней вши уже давно переселились на его тело и волосы. Глаза мальчика блеснули над краем попоны, когда он натянул ее на себя.
Бент начал оттирать грязь с бритвы кончиком большого пальца. Под определенными углами лезвие ловило красные отсветы костра, которые отражались в глазах мальчика. Когда это повторилось в третий раз, Гус натянул попону на голову.
Причинять мальчику боль было приятно. Каждый раз, когда он делал это, ему казалось, что он причиняет боль и Чарльзу Мэйну тоже. К тому же такие уроки имели и практическую пользу. Гус был окончательно запуган; он не болтал, не проявлял энергии, свойственной любому четырехлетнему ребенку. Когда он не спал, то был тих и молчалив, как больной старик. Бент обуздал его, как лошадь. Он посмотрел на маленький бугорок под попоной.