Север помнит
Шрифт:
– Упыри.
– Простите, м’лорд, но упыри, даже если они и существуют, никогда за восемь тысяч лет не появлялись к югу от Стены. Для того Стена и выстроена.
– Нет, - мрачно произнес Давос. – Они существуют. – Его надежда, что Станнис занял Винтерфелл, увяла, словно цветок на морозе. Все еще хуже, чем он думал. Намного хуже. Подумать только, ведь они собирались переходить реку в темноте…
Давос напрочь отбросил эту мысль. Судя по виду пленного дружинника, он вот-вот потеряет рассудок, а ему нужно задать столько вопросов.
– Где лорд Русе? Что случилось с Винтерфеллом? – Давос опустился на колени, взял пленника за подбородок и заставил его взглянуть
– Мертвы. – Дружинника затрясло. – Все мертвы. Приветствие от лорда Рамси, сказал он. Добро пожаловать, изменник Станнис. Пламя. Пламя повсюду. Все мертвы.
Кое-кто из воинов Мандерли содрогнулся. Люди переглядывались между собой, словно надеясь, что товарищи развеют их страхи. Давос сам почувствовал дурноту. Упыри далеко к югу от Стены, Винтерфелл, судя по всему, разрушен до основания… речь уже не идет о том, чтобы тайком захватить замок, пока враг далеко. Они попали в центр битвы за само существование Севера. А если их не остановить, то за существование всего Вестероса и всего мира.
– Лорд Русе, - повторил Давос. Это самый важный вопрос. – Где он?
Пленник молча смотрел на него, и его глаза становились все шире от ужаса. На его шее запульсировала вена, а из горла вырвался тихий вой, от которого волосы встали дыбом. Все его тело содрогнулось и задергалось, словно его вздернули на дыбе.
– Идет следом за мной, - прошептал он и повалился замертво. С разбитых губ потекла кровавая пена.
Давос удивленно вскрикнул, попытался было подхватить его и проверить, бьется ли сердце, но тут же понял, что слишком поздно. Безумные глаза остекленели, и без того зловонный воздух наполнил кислый запах мочи. Воины Мандерли возгласами и жестами выражали свое отвращение, а один молодой парень уже готов был броситься наутек. И не он один. Люди постарались отойти подальше от трупа, и никто не стремился его поднять.
Давос вытер руки о бриджи и отошел. Он слыхал выражение «напугаться до смерти», но никогда не предполагал, что так на самом деле бывает. Идет следом за мной… Означает ли это, что старший Болтон выжил в огненной преисподней, которую устроил его сын, и теперь возглавляет организованное отступление? Тогда почему пленник бежал со всех ног, совсем один, даже не осмеливаясь остановиться? Человек, за которым идут друзья, так себя не ведет. Так ведет себя тот, кого преследуют смертельные враги. Идет следом за мной… трус… я единственный остался в живых…
Всеблагая Матерь. И тут до Давоса дошло. Он осознал весь ужас происходящего. Ему не требовалось никаких доказательств, он просто был уверен, и все. Но у него не было времени обдумать свою догадку или даже просто открыть рот, чтобы рассказать остальным. Потому что в этот миг окна взорвались.
В оконные проемы были вставлены лишь мутные кусочки слюды; тот, кто жил здесь, был слишком беден, чтобы позволить себе настоящее стекло, рассеянно отметил Давос. Острые обломки разлетелись по полу, а за ними внутрь ворвались снег и тьма, гася огонь, принося с собой такой немыслимый холод, что даже воспоминание о тепле улетучилось, словно дым. И в темноте Давос услышал звук шагов. Они идут.
На мгновение он замер. В спину словно вонзили копье, и Давос не мог шевельнуться, даже если бы захотел. Вместе с нарастающей болью его охватило внезапное желание выпрыгнуть из разбитого окна, побежать им навстречу, стать одним из них, как и было предопределено. Они едва не заполучили его на Скагосе, и теперь он должен…
– ШЕВЕЛИТЕСЬ! –
Нужно действовать без промедления. У Давоса был меч, но он знал, что обычная сталь не поможет против этого врага. Он слышал, как люди Мандерли строят баррикаду, их мечи зазвенели, ударившись о что-то… что-то странное, неправильное. Сир Эдмунд издал боевой клич, ответом на который было молчание.
Как ни странно, Давос был почти благодарен судьбе, что он уже встречался с этими тварями на Скагосе; если бы ему пришлось впервые узнать об их существовании сейчас, это лишило бы его сил сражаться за свою жизнь. Башня сделана из камня, она не сгорит, но Давос не хотел, чтобы его люди погибли в огне. Вокруг башни поставлен частокол, окруженный рвом, там есть факелы, он мог бы…
Давос вышиб плечом дверь и выбежал наружу, в снегопад. Холод словно могучим кулаком ударил его в грудь и пронзил легкие, заставив рухнуть на колени. Давос почувствовал во рту лед, краем глаза заметил движущиеся тени и заставил себя встать, приготовившись бежать к ближайшему факелу. Нужно добыть огонь, только с его помощью можно вернуться и вступить в борьбу с толпой…
В этот миг из темноты донесся протяжный крик. Давос отвлекся от планов по спасению своих товарищей и переключился на другой насущный вопрос: лошади. Допустим, ему удастся сжечь упырей, но если отряд не сможет как можно быстрее покинуть это место - им всем конец. Давос добежал до частокола, схватил факел, поднял его вверх и увидел, с чем ему придется столкнуться.
По сравнению с тем, что творилось сейчас, испытание на Скагосе показалось ему детской игрой. К башне двигалась толпа мертвецов – серая твердая плоть, голубые глаза, скрюченные пальцы. У многих не было голов, ног или других частей тела, за некоторыми волочились кишки, сквозь мокрые раны виднелись раздробленные кости. Говорят, волосы и ногти продолжают расти даже после смерти, - теперь Давос убедился, что это правда. Упыри перешли ров и вломились в загон для скота, раздирая лошадей на части. Бедные животные почти по-человечески кричали, умирая в страшных муках, их кровь алыми пятнами расплескалась по снегу, а мертвяки словно не заметили того, что сотворили. С бездумной целеустремленностью они окружили башню со всех сторон. Это единственный маяк света, единственное убежище посреди пустынной, заброшенной, дикой местности - неудивительно, что они пришли сюда, ведь они охотятся за живыми…
Давос открыл было рот, чтобы взмолиться Семерым о защите, но закрыл его так резко, что лязгнули зубы. Он был единственным из всех, у кого хватило разума вырваться; северяне не отступят, они будут стоять на своей земле и умрут, сражаясь. Я трус. Единственный, кто остался в живых. Эти слова грохотали у него в голове; он как будто слышал одновременно и собственный голос, и голос пленника.
Нет. Давос резко остановился. Он оставил четырех сыновей в преисподней Черноводной, он привел их на смерть, а сам остался жить, чтобы нести позор поражения и горечь утраты. Он не мог привести людей Мандерли навстречу такому же жуткому кошмару, а потом опять трусливо сбежать, чтобы сберечь свою шкуру. Нужно вернуться и спасти их, хотя бы и ценой собственной жизни. Поступить иначе – величайшее бесчестье; он даже не сможет предстать перед Отцом на его суде. В этом суровом мире, где, чтобы выжить, нужны верные люди, никого не презирают так сильно, как клятвопреступника.