Север помнит
Шрифт:
Дитя нечисто. Вель понимала, почему Джон велел снести башню, - в противном случае это место превратилось бы в рассадник заразы. И все равно нельзя быть уверенным, что пламя полностью искоренило серую хворь. Судьбы вольного народа и Ночного Дозора были тесно переплетены, и Вель с самого детства слышала жуткие истории о нескольких лордах-командующих, которые занимались черной магией и в конце концов были уничтожены ради блага Дозора и всего королевства. Джон Сноу стал еще более могущественным и еще менее похожим на человека, чем даже печально известный Король Ночи, но на этот раз он – их единственная надежда на выживание.
А что потом? Даже если предположить, что они
Поэтому Вель столкнулась с тяжелым выбором. Должна ли она попытаться спасти Джона, воззвать ко всему человеческому, что в нем еще осталось, в надежде удержать его, после того как битва окончится? Или это отвлечет его от борьбы с Иными – а эта задача, конечно, сейчас самая важная. Но если он будет становиться все сильнее, не встречая возражений или соперников и слушая шепот Мелисандры, тогда он может превратиться во второго Рглора, алчного огненного бога, жаждущего человеческих жертв…
От этих мыслей ей стало в тысячу раз холоднее. Вель стояла на полуразрушенном крепостном зубце, неся свой дозор. Она надела черный плащ на время битвы, и что гораздо более важно, осталась жива, поэтому могла считать себя такой же вороной, как и остальные. Даже оставшиеся люди Селисы сняли с себя цвета Баратеона и надели черное. Даже несчастная Джейни Пуль. Она тоже произнесла клятву и в кои-то веки не тряслась и не заикалась. Сейчас она спала в одном из немногих оставшихся теплых мест – на кухне, где помогала Трехпалому Хоббу с готовкой. Старый повар был единственным мужчиной, при виде которого Джейни не пыталась спрятаться.
Дозорный на стене. Это про меня. Вель ходила туда-сюда, чтобы согреться, хотя иногда ей приходилось вставать на четвереньки и карабкаться по перевернутым глыбам льда. На ней были черная кольчуга, черный плащ, черные сапоги и меховые перчатки, а из оружия - меч. Она должна была следить, чтобы факелы на ее участке не погасли; хоть Стена и была разрушена, Джон все равно приказал патрулировать ее днем и ночью, как и прежде. Иные могли вернуться в любой момент; как выяснилось, именно Джон и обрушил Стену. Это был единственный способ пробудить его силу и помочь ему вернуться, но все равно – жертва была огромна.
Пару раз Вель подумывала о том, чтобы сбежать куда-нибудь в более безопасное место, но она понимала, что это бесполезно. К тому же это трусость. Поэтому она по доброй воле осталась здесь – сестра Ночного Дозора, охраняющая царство людей. Ты смеешься надо мной, Далла? Или плачешь?
Она повернула обратно. Висящий на поясе меч непривычно замедлял движения; Вель владела клинком не хуже любого мужчины, но раньше ей приходилось обращаться с кинжалами из кости или бронзы – излюбленным оружием одичалых. Хорошо хоть снегопад прекратился, правда, хмурое небо не предвещало ничего хорошего. И лучше, наверное, уже не будет. После недавнего светопреставления Вель перестала удивляться или бояться; теперь, открывая глаза по утрам, она каждый миг ожидала, что мир опять перевернется с ног
Дверь башни отворилась, и во двор вышел один из черных братьев. На первый взгляд ничем не примечательное событие, но когда мужчина подошел к лестнице, вырубленной во льду, Вель заметила, что на нем нет перчаток, а от его черных рук исходит холодное голубоватое свечение. Это Джон. Он направлялся к ней.
Она подавила нежданный приступ тревоги. Прежде она его не боялась – когда восхищалась, когда презирала, когда сочувствовала, а когда он просто ее бесил, - но она никогда его не боялась, и теперь не знала, как с этим быть. Вель отвернулась, изо всех сил стараясь удерживать на лице маску холодной вежливости, которую прежде всегда надевала, когда Джон заговаривал с ней. Но сейчас ее сердце колотилось, как у неопытной девчонки. Она слышала, как он поднимается по ступеням. Перед его лицом не было видно пара от дыхания.
– Миледи, - раздался его голос, тихий, но четко слышимый в окружающем безмолвии. – Доброе утро.
– Доброе утро. – Вель заставила себя улыбнуться. В нескольких футах от нее стоял Джон собственной персоной: длинные каштановые волосы, серые старковские глаза, мрачно сжатый рот, шрам на лбу – орел Орелла едва не выклевал ему глаз. Вель знала, под черной одеждой скрываются раны на животе и спине – следы от ударов Марша и его приспешников. Но что еще он скрывает? Иногда Джон выпивал несколько глотков подогретого вина вместе со своими людьми, но Вель никогда не видела, чтобы он ел. Иногда он удалялся на несколько часов в свои покои, но спит ли он – в этом у нее не было уверенности.
Как будто прочитав ее мысли, Джон поднял бровь.
– Наверное, мне не стоит говорить тебе, что здесь жутко холодно, - сказал он, подойдя к ней и разглядывая усеянное обломками пустынное поле по другую сторону Стены. – Впрочем, ты отлично справляешься. Я всегда знал, что ты станешь хорошим дозорным. Гораздо лучшим, чем многие.
Вель внезапно почувствовала гордость оттого, что он ее похвалил, но тут же разозлилась, что он назвал ее хорошей вороной.
– Внизу уж точно теплее, - осторожно согласилась она. – Хотя и не сильно. Обходишь людей на постах?
– Потом обойду. Я пришел к тебе. – Ветер дул прямо в лицо, и Джон рассеянно отбросил волосы с лица таким естественным жестом, что у Вель защемило сердце. Полубог-получудовище, он все-таки украл ее. Он все еще – хоть и в меньшей степени – оставался той вороной, которая спасла ее народ и ее жизнь. Он все еще оставался Джоном Сноу. И теперь, к своему ужасу, Вель поняла, что, кажется, влюбилась.
У нас нет будущего. У нас нет ничего общего. Запомни это. Эта любовь может существовать только в ее сердце. Вель не могла позвать Джона к себе в постель, чтобы ночами он дарил ей удовольствие и тепло, как она это делала с Ярлом и другими парнями, которые ей нравились. Это неправильно, неестественно, если не-мужчина и женщина сойдутся вместе. Скорее всего, он сожрет меня. Мое сердце и душу, а может, и тело.
– Ко мне, - сказала Вель, словно опровергая свои мысли. Интересно, понял ли Джон что-нибудь? – Зачем?
– Джейни Пуль. – Джон так нерешительно произнес это имя, в его голосе было столько сожаления и боли, что Вель едва не разрыдалась. – Я хочу, чтобы ты все мне рассказала.
– Не стоит. – У Вель неожиданно сдавило горло, а ветер сдул соленые капли с ее глаз. – Я… я знаю, ты думал, что это Арья. Из-за Арьи все и случилось, этот бунт… Джон, прости. – С чего мне извиняться? Тут нет моей вины. И все-таки ей было горько.