Севера. Часть 2
Шрифт:
– Это сомнительно. Их не так уж и много, а поскольку большая часть поселков присоединена, скажем прямо, насильственным путем, то боеспособность отрядов, составленных из таких невольных союзников, представляется мне весьма невысокой. Кроме того, общее число населения турецкого анклава чуть выше сотни человек. Сминусуем женщин, детей, начальников, специалистов и неблагонадежных, и останется от силы полтора десятка бойцов. Кроме того, у них были потери в стычке с албанцами, так что вполне возможно, что и столько не наберется. Даже пусть они не держат гарнизоны в поселках, пусть не охраняют резиденцию главы, в случае прямого военного столкновения потеря даже двух-трех человек для них критична. А с нашим вооружением мы вполне можем влегкую уполовинить их армию. А ведь кроме
– Тогда просветите меня, Станислав Наумович: что такого в этом крупном калибре, что вы на него, можно сказать, уповаете? Я, знаете, по жизни с ним не сталкивался. Да и пулемет достаточно древней конструкции.
– Э-эх, Андрей Владимирович, жаль, что вы не видели действия этого оружия. Загибайте пальцы: во-первых, прицельная дальность стрельбы. Она в разы больше что наших карабинов, что турецких. Если быть точным, она составляет три с половиной километра. Во-вторых, очень мощный патрон. В бревенчатом срубе не отсидеться, его в несколько секунд разберет на щепки. Кирпичная стена тоже не защитит. Устоят разве что специально сделанные железобетонные укрепления или достаточно толстая броня, и то не любая. Известен случай, когда очередью из ДШК по моторному отсеку сожгли американский «Абрамс». А всякие БТР и БМП влегкую пробиваются насквозь. Вижу, вас, впечатлило. Но еще и третье: любое попадание в человека пули калибра двенадцать и семь десятых миллиметра безусловно фатально. Попадет в руку – оторвет руку. Попадет в ногу – оторвет ногу. И даже если ранение условно легкое, раненый очень быстро помирает от болевого шока.
– Охренеть!
Бородулин покрутил головой.
– Я, конечно, знал, что это круто, но не понимал, насколько. Так что да, согласен: наш пароходик с таким вооружением никто тронуть не посмеет. Но давайте вернемся к главному. Вы говорите, у турок бойцов мало, и они не могут позволить себе боевые потери. Но ведь нас тоже не особенно много. А в новую крепость нужно посадить достаточный для обороны гарнизон, хотя бы два десятка человек. И нужен толковый начальник, такой, которому можно смело довериться. Кто и клювом щелкать не станет, и заигрывать с турками не начнет, и отделиться не захочет. Вот вы, Станислав Наумович, не хотели бы в начальники крепости пойти?
– Нет.
Это «нет» прозвучало настолько жестко, что Михайленко поспешил объясниться:
– Во-первых, я не хочу быть верхним начальником. Я вам об этом уже как-то говорил, это слишком суетная должность. Я предпочту вести с вами умные беседы, сидя у камина за чаем или чем-нибудь покрепче. Вот как сегодня, например. Кроме того, есть у меня, все же, серьезные намерения в отношении известной вам девицы, а вот ее на вершину власти, пусть даже и в качестве жены начальника, пускать никак нельзя. Она будет пытаться влиять, в первую очередь, на структуру заказов, чтобы получить достаточное количество статусных в ее понимании вещей в личное пользование. А если не выйдет, это может просто-напросто порушить все наши личные отношения. Так что, нет. Я не пойду. Могу подумать, предложить вам несколько вариантов, но меня в этом списке не будет. Да и вообще, состав «группы захвата» стоит обсудить в более широком кругу.
– Но сперва нужно найти будущего начальника и получить от него согласие на участие в этой авантюре.
– Да, вы правы. Есть у меня на этот счет еще одна мысль, но тут нужен личный, приватный разговор. Придется мне еще на денек отлучиться, и съездить в Озерный. Заодно и новогодние подарки отвезу.
– Надеюсь, вы не деда Уржумова хотите сманить?
– Нет, что вы. Уржумов в Озерном на своем месте. Ему там и комфортно, и среда привычная, и народу не слишком много. Да и он прекрасно понимает свою зависимость от нас. Я о Корневе думал. Ильяс, даром, что татарин, мужик башковитый, этакий хитрован, и при
– Это неважно. Я совершенно точно могу быть уверен – ни одной бабе он себя под каблук загнать не позволит. В том числе и потому, что татарин. У них, как вы наверняка знаете, если говорит мужчина, женщина сидит тихо и не отсвечивает. Единственная проблема – он решил осесть в Озерном.
– Я попытаюсь его уговорить. Его и лейтенанта. Все же во второй крепости армия тоже нужна.
– А, может, сержантов разлучить? Один – в одной крепости, другой – в соседней.
– Нет, не стоит. Они – слаженная боевая группа. В случае чего, эта парочка может за всех наших новобранцев сработать. А в Озерном молодежи почти что нет, учить воевать там особо некого, да и от предполагаемого театра военных действий этот поселок дальше всего.
– Что ж, в таком случае – удачи вам.
Безопасник поднялся и, простившись, ушел к себе, а Андрей выдохнул с облегчением. Пусть проверка была и несколько наивная, но Михайленко ее выдержал.
Глава 14
К немалому удивлению Бородулина, Корнев согласился на переезд очень легко.
– Засиделся, - объяснил он Андрею за чаем на начальственной верхотуре. – Все-таки, однообразная монотонная жизнь – это не для меня. В Озерном всех делов на день – печь растопить, да снег раскидать. Ну, на охоту сбегаю пару раз в неделю, да и то, не для удовольствия, а по необходимости. Ну еще раз в неделю схожу проверить закладки для новых попаданцев. Правда, все без толку – как похолодало, так их ни одного еще не появилось. Так, прогуляюсь, разомнусь, на обратном пути зайца какого добуду, или еще какую-нибудь мелочь. Волков в округе уже отвадили, приучили человека бояться. Скучно стало, Андрей. Так что я готов. А через недельку, как там гнездышко оборудую, так и супружницу свою подтяну.
– Хорошее дело. Кстати, ты ж обещал рассказать, как это она тебя окрутила.
Корнев неожиданно тепло улыбнулся.
– Знаешь, Андей, это не она меня, а я ее. Дело было уже поздней осенью. Я пошел с ружьишком прошвырнуться – знаешь ведь, люблю я это дело. А тут ни тебе егерей, ни рыбнадзора. Да и природа здесь нетронутая. Там, в старом мире, порой чуть не каждую четверть часа на бычки натыкаешься. Все хожено-перехожено, только Сибирь да Алтай еще более-менее целыми остались. А здесь – вольная воля. Только бери столько, сколько действительно потребно для пропитания. Без этих всяких чучел, шкур у камина, рогов на стенах и прочего.
– Тут я с тобой согласен, - улыбнулся Бородулин. – Но ты куда-то в сторону убрел. Ты про женщину свою давай рассказывай. А то растекся тут песнями по древу аки тот соловей.
– Ну да, ну да. Опять же, кому как не тебе душу излить? Кто еще меня в этом деле поймет? Ну вот, значит, пошел я прошвырнуться. И, знаешь, ничего не добыл. Все зверье как нарочно поразбежалось. Даже сусликов – и тех нет.
– Ну так суслики здесь и не водятся!
– Я и говорю, что нет их. Разок оленя встретил. Но ты же сам знаешь: в этой корове три центнера весу, ее мало убить, ее еще до поселка дотащить надо, а один я максимум ляжку допру.
Бородулин понятливо покивал, не забывая подливать рассказчику чай с бальзамом. Тот отхлебнул, мимоходом состроил одобрительную гримаску и продолжил:
В общем, иду налегке, даже ни одного патрона не сжег. А ты сам знаешь, я страсть как не люблю с пустыми руками возвращаться. Вот и чем ближе поселок, тем гаже у меня настроение. Прямо хоть ворон стреляй, лишь бы какой-нибудь трофей заполучить. И вот с такими черными мыслями выхожу я на знакомую полянку в паре километров от поселка и вижу картину, словно бы вышедшую из-под кисти Левитана: посреди поляны лежит упавшая сосна, на ней сидит женщина. Сразу видно – из новеньких. Изящные ботиночки на каблуке, капроновые чулочки, легкое осеннее пальтецо приятного такого желто-оранжевого цвета, беретик фетровый в тон пальтишку, тонкие светлые перчатки… В такой одежде не по лесу шляться, а на скамейке сидеть в городском парке, наблюдая, как с берез листья облетают.