Севера
Шрифт:
Это Андрей и сам видел. Две недели, пока шла работа, небо было ясным, и лишь время от времени проплывали легкие облачка. Все изрядно загорели. Загорели бы и еще больше, если бы не мошка. А сейчас дело шло к дождям. Он уже начал ругать себя: могли бы выйти на день раньше, у них был бы целый день сухого пути. А брести под непрерывным дождем по хлюпающему кочкарнику – удовольствие ниже среднего. Ну да что теперь сожалеть – все уже сделано. Еще и Зимин подкинул информации к размышлениям: на одном из привалов показал какой-то мох. По словам биолога, он характерен для значительно более северных широт, а в их районе встречаться не должен. Это что же, еще и климатические зоны сместились? Да нет, чушь. Просто-напросто не вырастет мох за три дня. Разве что… Да нет, это уже полный маразм. Кусок леса со всем, что на нем находится, закинуть куда бы то ни было – это уже даже не фантастика, а совершенно ненаучная сказка. Ладно, будет день – будет пища. В том числе и
На четвертый день пути Андрей проснулся утром от какого-то монотонного звука. Секунду спустя он уже понял: это капли дождя барабанят по туго натянутому тенту палатки. Началось все-таки. Не успели. Несколько последних дней погода была неустойчивой: то выглянет солнце, то закапает мелкий дождь. По большому счету, это было вполне терпимо, тем более, что вес рюкзаков плавно уменьшался по мере убывания запасов. Он уже начал надеяться, что все-таки удастся выскочить к реке. Ведь всего-то три дня осталось, примерно шестьдесят-семьдесят километров. Смущало только то, что Татарку они так и не нашли, хотя первые два дня честно шли на юго-восток. На третий день Бородулин решил, что запас продуктов не позволяет ходить зигзагами, и они повернули строго на юг. На всякий случай, он ясной ночью приблизительно прикинул широту по полярной звезде. Цифра получилась вполне соответствующая предполагаемой, так что он отчасти успокоился, и группа продолжила путь к Ангаре. Но теперь, очевидно, дождь зарядил всерьез и надолго. Это значит, что скорость движения снизится, и они будут тащиться не три дня, а все четыре. Да и охота в такую погоду никакая, придется кушать то, что есть. Накануне Зимин из своего шикарного карабина завалил здоровенную косулю, так что ужинали жареным мясом. Только вот хранить его негде, да и соли нет в таком количестве, чтобы можно было сделать запас. Что не уйдет на завтрак, придется выбросить.
Он заставил себя подняться, одеться и пошел будить дежурных. Дождь или не дождь, а горячий завтрак должен быть. Небо, насколько можно было видеть, было однородно серым, и из этой серости беспрестанно выливалась на землю вода. Старый Юра сидел на этот раз не поодаль, как обычно, а под натянутым над костровищем тентом.
– Здравствуй, Юра, - поздоровался с ним Андрей.
– Однако, и тебе здоровья, начальник, - откликнулся якут.
Отойдя от шока, вызванного внезапным изменением местности, он снова вернулся к своей обычной манере речи.
– Что скажешь про погоду?
Юра пыхнул трубкой, задумчиво глянул на небо, подергал себя за бороденку и, наконец, изрек:
– Однако, начальник, дождь шибко долго идти будет.
В этом Андрей был с ним согласен. Осенние дожди в этих местах вполне могут лить и неделю, и две, с небольшими перерывами. Всего-то три дня подождала бы погода! И все-то, казалось, было хорошо. Мелкие происшествия – кто-то натер ногу, кто-то спалил на костре носки – вполне укладывались в рамки нормы. Даже идущие следом, по словам Юры, люди, сильно не беспокоили. Идут – и пусть идут, не мешают, и ладно. Но теперь, конечно, проблем станет больше. У кого-то резиновые сапоги порвались, а у кого-то их и вовсе не было. У кого-то теплые вещи были плохо упакованы и промокли, а кто-то о них и не позаботился… И, главное, люди, промокнув, непременно начнут мерзнуть. А тогда и болезни не за горами. А с ним еще и дети. Они, как самые слабые, первыми и начнут…
Нынче утром народ шевелился медленнее обычного. Что бы там доктора не говорили, а погода влияет на всех. И на старых, и на молодых. Люди медленнее поднимались, медленнее завтракали, медленнее сворачивали палатки, словно пытаясь оттянуть неизбежный путь по мокрому лесу. Как там писал Юрий Кукин? Сверху сыро, снизу грязно. Во-во, как раз про них.
В конце концов, не без понуканий, сборы закончились и цепочка людей вновь вытянулась по лесу. Бородулин, как обычно, шел замыкающим и грустно размышлял о превратностях судьбы и скорбел о несовершенстве мира. Дождь не прекращался, и к вечеру люди шли по щиколотку в воде.
Для ночлега нашелся достаточных размеров холм. Даже не холм, так, бугор, но места хватило всем. Были поставлены палатки, натянуты тенты. Андрей подгонял людей:
– Давайте, шевелитесь. Быстрее поставимся, быстрее просушимся.
Пришлось делать два костра: один для варки еды, а другой – для сушки и обогрева людей. Дрова были сырые, горели неохотно, шипели и плевались искрами, но все же давали так необходимое сейчас тепло. Пусть не просохнуть как следует, но согреться вполне было можно. Дежурные в этот раз не уследили, и каша слегка пригорела. Но, несмотря на это, котел был опустошен в рекордно короткие сроки. Тепло и горячая пища взбодрили людей, опять появилась гитара. Кто-то завел было:
– А не спеть ли мне песню…
– Не спеть, не спеть! – народ, избалованный репертуаром Корнева, на корню пресек поползновения.
– Ильяс Мансурович, спойте пожалуйста!
Тот не стал ломаться, взял в руки инструмент, чуть подкрутил колки.
– Что бы такого вспомнить на злобу дня?
И начал:
– Я вас люблю, мои дожди…
К ночи дождь усилился. Он яростно барабанил по тонкой ткани тента, и Бородулин, засыпая, порадовался: выбранные им палатки выдержат и не такой дождь. А утром, поднявшись, по обыкновению, первым, он обнаружил, что холм превратился в остров. Со всех сторон его окружала вода. Андрей попробовал зайти в воду, насколько позволят сапоги, но уже через три-четыре шага вода опасно приблизилась к краю голенищ его коротких сапог. А ведь это болото, есть кочки, а есть и ямы. И как им тут идти с грузом? Вот же хрень! Полста километров осталось, человеку налегке – два дня пути. А им? Брести по колено, а то и по пояс в воде – это максимум километров десять в день. То есть еще пять дней. Да и кто знает, что там дальше? Наступит вечер, а встать будет негде. Ночью по болоту шастать – увольте. Получается, они тут застряли, и серьезно. А продуктов у них на четыре дня. Придется урезать пайки, хотя бы на треть. А еще придется посылать человека в поселок. Два дня туда, два обратно, да два в запасе. Пойдет налегке, вернется – принесет сколько-то продуктов. Хватит, чтобы продержаться и к людям выйти. А, может, и помощь приведет. Или, хотя бы, маршрут разведает. Кстати, да: надо бы послать для начала двух – трех человек радиально, километра на три, на пять. Просто, чтобы знать, что там дальше. Может, стоит перебраться через низину, да устроить полудневку, хорошенько просушиться… Да, так и надо сделать. Кого послать? Тех же старичков – Корнева, Мелинга, Зимина. Юру? Нет, его разве что попросить до Ангары дойти за помощью. Пока что не надо.
После завтрака Андрей собрал людей, объяснил ситуацию.
– Мужики, вам придется рискнуть. Возьмите с собой еще по одному человеку для страховки – мало ли что. Компас есть у каждого. Я, пока, что не замечал, чтобы он врал. Оружие – это само собой. Так что давайте, не больше пяти километров и назад. Я жду вас всех не позже, чем к обеду, а там будем решать.
Ждать всегда тяжело. А когда ждешь посланных тобой людей, которые могут и не вернуться – вдвойне. Ушло три пары. Мелинг с Толей Фоминых, тем самым студентом с древним ружьем, пошел на юго-восток, забирая влево от генеральной линии. Корнев с еще одним начинающим геологом, Федей Кузнецовым, на юг. Зимину с его подопечным Шуриком Белотеловым – на юго-запад. Возвращаться назад или уходить в сторону Бородулин решительно не хотел. Пусть не напрямую, но нужно продвигаться к цели. И вот, отправив людей на разведку, он не мог найти себе места. То ходил взад-вперед по лагерю, то сидел у костра, поминутно глядя на часы, то вставал у кромки воды и вглядывался в мокрую хмарь, пытаясь различить вдали среди хилых лиственниц силуэты людей.
Первой вернулась пара Корнева. Мокрые, замерзшие и голодные. Их сразу усадили к огню, налили по полной миске горячего супа. Андрей из своего НЗ плеснул каждому по сто грамм для согрева. В южном направлении все было безнадежно. Уровень воды постепенно повышался, пока километра через три не дошел почти до пояса. Впереди, насколько можно было видеть, не было ни горочек, ни подъемов. Первая ниточка оборвалась.
Еще через час вернулись биологи. Они промокли и замерзли еще сильнее, но костер, горячий суп и сто грамм по сорок градусов в каждом спасли положение. На юго-западе делать было тоже нечего. Сперва уровень воды поднимался, но, пройдя выше колен, начал снижаться. Зимин уже почти обрадовался – воды стало по щиколотку, но тут он почти с головой провалился в яму и с трудом выбрался на мелкую воду, утопив попутно свою двустволку. С шестом, промеряя глубину, они прошли вдоль края ямы с полкилометра, но он, этот край, круто загибался на восток и кончаться не собирался. В итоге, они сделали вывод, что это, наверное, подтопленный берег какого-то водоема. Скорее всего, лесного озера, потому что течения в яме не наблюдалось. Но даже если это и не так, в той стороне пройти невозможно.
Прошел еще час, потом еще. Мелинг не возвращался. Начинались сумерки. Дождь прекратился, зато начал подниматься туман. Плотный, густой, он стелился по темной воде, превращая заболоченный лес в совершенно фантастический пейзаж. Пожалуй, это было даже красиво, но Андрею сейчас было не до красоты. Люди должны были вернуться минимум три часа назад. Если что-то случилось, у них есть ракетница, могли бы и сигнал подать. Андрей каждой паре выдал по кобуре с ракетницей и тремя ракетами. Почему же не стреляли? Порченые патроны, или ракетницу утопили, как Зимин свой дробовик, или слишком далеко, или… Лучше об этом не думать. А как не думать? Еще немного, и совсем стемнеет. В темноте промахнуться мимо их лагеря – плевое дело. А мокрый человек ночью, без запасов, без возможности обсушиться и обогреться практически обречен. Идти же искать впотьмах – почти гарантия того, что еще кто-нибудь заблудится. Он метался по лагерю, охваченный страшными предчувствиями. Зимин попытался было сунуться с какой-то утешительной глупостью, сказать что-то нейтрально-успокаивающее, но нарвался на такой яростный взгляд, что тихо отошел и больше не пытался.