Северная Аврора
Шрифт:
События, о которых шел разговор, были известны и Фролову. Он с интересом и сочувствием вслушивался в. слова незнакомого человека, с негодованием говорившего, о предательстве Юрьева. Словно ощущая это сочувствие, незнакомец обернулся и взглянул на Фролова своими быстрыми блестящими черными глазами. Фролов уже хотел вмешаться в разговор, но в эту минуту дверь кабинета приоткрылась.
– Товарищ Фролов еще здесь? Прошу. Комиссар прошел в кабинет.
Илье Николаевичу Семенковскому, одному из руководящих работников военного комиссариата Северной коммуны, было лет тридцать с небольшим. Но морщины, образовавшиеся около губ и глаз
Разговор начался с того, что Семенковский попросил Фролова рассказать его биографию.
– Хочу поближе познакомиться с вами, - сказал он, так приторно улыбаясь, что это сразу не понравилось Фролову.
– Да что особенного... Ничего особенного в моей биографии нет, хмурясь, проговорил комиссар.
– Участвовал в Свеаборгском восстании... Помните 1906 год? Ну, удрал из тюрьмы и до 1915 года скитался по всяким заграницам. И матросом плавал, и кочегаром, и помощником машиниста. В 1915 году пришел в Мурманск из Англии, здесь получил амнистию, но остался служить в торговом флоте. На военный-то не взяли... После приезда Ленина окончательно осознал, что мне по пути с большевиками, вступил в партию. Вот и все!
– В заключение Фролов пожаловался на то, что в порядке партийной мобилизации он получил назначение в армию.
– А я флотский. Прощу откомандировать меня на флот.
– Какой там флот...
– Семенковский махнул рукой.
– Вы, товарищ, назначаетесь на Север! Сегодня ночью ваш отряд должен быть готов к выступлению. Ясно?
– Ясно, - ответил Фролов.
– Ребята у меня хорошие, молодые. Половина питерцы, половина - псковичи. Есть и старослужащие. Только я-то сам...
– Что вы-то?
– Я, так сказать, коренной матрос. В пехоте никогда не служил. Есть у меня в отряде два пехотных унтера. Да ведь это все-таки солдаты. Военспеца настоящего нет...
– А как же я?
– с хвастливым задором перебил его Семенковский. Генералам приказы отдаю! По струнке ходят! Научился! Завтра еду в Вологду. Там будет местный центр обороны. Хотят меня в штаб законопатить. Я, конечно, предпочел бы строй.
Семенковский поморщился, делая вид, что недоволен новым назначением. Но Фролов, занятый своими мыслями, не обратил на это никакого внимания.
– Мне бы на Северную флотилию, - твердил он.
– Самое подходящее дело. Туда нельзя ли?
Улыбнувшись той особой улыбкой, которую, по его мнению, должны иногда позволять себе снисходительные начальники, Семенковский похлопал Фролова по плечу:
– Во-первых, батенька, говорить о переводе уже поздно. А во-вторых, какие там флотилии! Всех моряков на пешее положение переводим. Документы об отправке получи сегодня же. И... шагом марш!
Он пожал Фролову руку, показывая, что разговор окончен.
– Обратись
– Это какой? С пробором, что ли?
– Он самый!
– Семенковский усмехнулся.
– Попал ко мне вместе с мебелью. Между прочим, кадровик! Презирает канцелярщину.
– Он помолчал, как бы что-то соображая.
– Тебе военспец нужен. Вот и возьми его в свой отряд. Хочешь?
– Не нравится он мне.
– Не нравится?
– тонкие губы Семенковского сами собой сложились в ироническую усмешку.
– Не нравится? Ты что, невесту выбираешь? Бери тех, кто идет к нам на службу. Думаешь, мне нравятся мои генералы? Я смотрю на них, как на заложников.
– А разве он не едет с вами в Вологду?
– Наотрез отказался. Хочет в строй. Не желает сидеть у чернильницы.
– Воевать хочет?
– Именно! Кадровик. Боевые награды. Судя по послужному списку, отлично зарекомендовал себя в прошлой войне.
– Ну, а вообще-то что он собой представляет? С изнанки-то? Каковы его политические симпатии?
– Насколько мне известно, честный военспец. К тому же артиллерист.
Фролов задумался. У него в отряде вовсе не было артиллеристов. Молодой офицер как будто подходил по всем статьям, но аккуратный прямой пробор, английская книга... Впрочем, на то он и комиссар, чтобы в случае чего...
– Черт с ним! Беру!
– Он решительно хлопнул ладонью по столу: - А дальше посмотрим.
Драницын был искренне рад перемене в своей жизни. Прежде всего он избавлялся, наконец, от этого самовлюбленного "штафирки", как он называл Семенковского. Но еще радостнее для него было возвращение к старому, привычному делу.
Драницын думал об этом, шагая по Невскому проспекту вместе с Фроловым и Андреем. Фролов также шел молча и только изредка, словно невзначай, посматривал на своего военспеца, который был выше его. на целую голову.
– Странный человек ваш бывший начальник, - усмехнувшись, сказал Фролов Драницыну.
– Как же он мог так быстро вас отпустить? Ведь все дела в ваших руках...
– Во-первых, я только дежурный адъютант, - ответил Драницын.
– А во-вторых, Семенковский усвоил себе такую манеру. Раз, два - и готово. Ему кажется, что это-стиль истинного военного.
На Аничковом мосту, возле вздыбленных бронзовых коней, которых удерживают нагие стройные юноши, комиссар остановился.
– Сегодня ночью мы выступаем, - сказал он Драницыну.
– Вот вам первая боевая задача. Я вернусь через три часа. К этому времени все должно быть готово.
– Слушаюсь!
– ответил Драницын.
Фролов простился со своими спутниками и пешком (тогда все в городе ходили пешком) направился к Смольному.
Некоторое время Драницын и Андрей шли молча.
– Что за человек комиссар?
– наконец спросил Драницын.
– Кажется, не из разговорчивых.
– Право, не знаю, - ответил Андрей.
– Я ведь сам только второй день в отряде. Насколько я могу судить, довольно замкнутый человек. Но в общем и целом как будто симпатичный...
– В общем и целом?
– Драницын засмеялся.
– Да... Другие люди пришли, задумчиво проговорил он.
– Мне сначала казалось, что все большевики одинаковые, и только теперь я начинаю понимать, до чего они разные. Вы, конечно, непартийный?
– Нет, - ответил Андрей.
– Я так и думал. Но, очевидно, сочувствуете большевикам, раз пошли к ним в армию?