Северная Аврора

Никитин Николай Николаевич

Мэрфи вздохнул. Он любил щегольнуть своей объективностью и даже при Черчилле старался это подчеркнуть. Кроме того, он был в ссоре с генералом bull;Нулем и негодовал на этого генерала, находившегося сейчас в Мурманске. Пуль, по его мнению, поторопился, прежде времени раскрыв карты.

Но, увидев, что Черчилль улыбается, Мэрфи умолк.

– Разве вы одобряете это, господин министр?
– спросил он после паузы.

– Да, - продолжая улыбаться, ответил Черчилль.
– Все это сделано с моего ведома.

– Опрометчивый шаг! Ведь у

Англии еще не развязаны руки. Пока существует Западный фронт...

– Пустяки!
– резко оборвал его Черчилль.
– Против большевиков немногое требуется. Кроме того, говоря откровенно, большевики для меня страшнее немцев. Они разжигают революционные идеи во всем мире! Вот что

опасно!

– Но позвольте... Это же помешает английской пропаганде!
– Мэрфи пожал плечами.
– Мы явились в Мурманск якобы для того, чтобы оказать русским помощь... Мы даже официально назвали это помощью России

против немецких субмарин, будто бы рыщущих где-то в районе Северных морей, и которых на самом деле там, конечно, нет. Впрочем, о субмаринах еще можно говорить, хотя это и смешно! Но то, что проделывает Пуль... Это же вооруженное нападение!

Сейчас он разговаривал не как подчиненный, а как человек, считающий своим долгом предостеречь старого приятеля от необдуманных поступков.

– Я все предусмотрел!
– сказал Черчилль.
– От Германии скоро останется только пепел. Мы разобьем ее. Руки у нас будут развязаны. Словом, Мэрфи, нечего спорить! Пора начинать войну на Востоке.

Да, он решил убивать советских людей. При любом удобном случае. Пусть они лучше не становятся ему поперек дороги. Он снабжает и будет снабжать врагов советской власти оружием, деньгами и людьми. Будет топить советские суда, всеми средствами будет поддерживать блокаду большевистской России и в конце концов разрушит этот Карфаген.

– Вы считаете Советскую Россию Карфагеном?
– возразил ему Мэрфи. По-моему, это еще младенец в колыбели.

– Ну, так в колыбели мы его и удушим!
– сказал Черчилль, и его жабье лицо расплылось в улыбке.
– И утопим вместе с колыбелью.

– Без объявления войны? Они закричат об интервенции.

– Пусть кричат, - Черчилль с брезгливым видом пожал плечами.

Мэрфи удивленно выкатил свои мертвые, точно искусственные, стального цвета глаза. Остряки утверждали, что на их обратной стороне имеется надпись: "Сделано в Шеффильде".

– Но как быть с Кемью? Ведь и у нас за это дело непременно схватятся некоторые либеральные газеты.

– Адмирал Николлс в Мурманске?

– Да.

– Пусть съездит в Архангельск, успокоит нервы большевикам. А для газет составит успокоительную информацию. Это необходимо и для так называемых прогрессивных деятелей... и чтобы рабочие не волновались. Словом, это необходимо как политически, так и стратегически.

Черчилль подошел к чайному столику и допил чай.

В запасе у него был самый крупный козырь, ради которого он, собственно, и вызвал Мэрфи.

Мэрфи не из тех, кто только поддакивает. Поэтому он и хочет посвятить его в свои планы, осуществлением которых должен немедленно заняться генерал Пуль. С французами эти планы уже согласованы.

Подойдя к карте севера России, Черчилль показал на три линии: от Мурманска на Петроград, от Архангельска на Москву и от Архангельска на Котлас.

– Последнее направление очень важное! Северодвинское! Здесь мы должны соединиться с армиями Колчака и чехословаками. Здесь - у Котласа или у Вятки. Мы ударим на них с Урала и с юга, и тогда большевистская Мекка упадет к нам в руки сама, как перезрелый плод. Как вам это нравится?

– Очень интересно!
– сказал Мэрфи.
– Но ведь адмирал Колчак - это же просто пешка... Кажется, сейчас он в Харбине? По нашему заданию он формирует там дальневосточный фронт против большевиков.

– Он будет в Сибири!.. А потом и за Уральским хребтом. Это решено. И в самое ближайшее время я...

– Сделаете пешку ферзем!
– с поспешной улыбкой подсказал Мэрфи.

Черчилль похлопал Мэрфи по плечу. При всех своих недостатках Мэрфи все-таки именно тот человек, на которого можно положиться.

– Послушайте, Уинстон, - сказал Мэрфи.
– Я сегодня получил интересную информацию.

– Да?
– желтые глазки министра блеснули.

– Соединенные Штаты уже понимают, что Германия на пределе, что война скоро кончится. Они тянут руки к России. Их интересуют лес, нефть, медь... Благодаря американскому Красному Кресту, Русско-Американской торговой палате и железнодорожной комиссии, которая была послана еще при Керенском, в России действуют сотни, если не тысячи, американских агентов.

– Ну?

– К ним благожелателен Троцкий...

– Он благожелателен и к нам! Но, к сожалению, у него нет престижа.

– Эсеры и главарь их Чайковский куплены американцами. Это я знаю точно. Американцы готовят Чайковского для Архангельска. Старик называет себя социалистом... Всем этим занимается американский посол Френсис.

– В чем дело, наконец?
– крикнул Черчилль.

– А что же мы?
– Мэрфи развел руками.
– Будем таскать для них каштаны из огня? А они будут стоять за нашей спиной и наживать капиталы!.. Мы становимся кондотьерами Америки. Америка - гегемон?

– Да, - сказал Черчилль, цинично улыбаясь.
– Другой позиции нет и не может быть. Американцы мечтают о полном захвате России... Я это знаю. Они мечтают путешествовать из Вашингтона в Петроград без пересадки... Но на этом деле заработаем и мы! Довольно вопросов, Мэрфи! Вы не политик. Садитесь и пишите.

Закурив сигару и рассыпая пепел по ковру, Черчилль стал диктовать распоряжения к занятию Архангельска. Мэрфи записывал. Министр требовал от генерала Пуля полного сохранения тайны. Все скоро должно произойти, но ни в Мурманске, ни в штабе оккупационных войск до поры до времени никто не должен ничего знать.