Северная Пальмира
Шрифт:
– Они все исчезли! – крикнул Постум: он был уверен, что надо кричать, иначе неизвестный его не услышит из-за шума дождя. – Их смыло! Здорово, да?
– Здорово! – подтвердил тот.
И тут конь Постума споткнулся – то ли копыта его заскользили на залитой дождём дороге, то ли ямка подвернулась, но Постум вдруг почувствовал, что коня мотнуло куда-то вниз и вперёд, а сам он летит через голову и… И он никуда не полетел, а повис в воздухе, будто обрёл способность летать. Только живот резануло от боли. И тогда он понял, что незнакомец поймал его за ремень и держит на весу. В следующее мгновение человек перекинул Постума, как мешок, поперёк
– Красавчик, как ты мог! – крикнул Постум, гневаясь на своего любимца за досадную оплошность.
– Он не виноват, – сказал незнакомец. – С каждым бывает.
– Он чуть меня не угробил.
– Испугался?
– Ну вот ещё! – гневно воскликнул Постум. – С чего вдруг?!
– Тогда почему ты злишься?
Постум фыркнул. Ну испугался, как не испугаться. Сердце будто лопнуло, как гнилая груша. Ведь он мог запросто шею сломать. Ну его к воронам – этот страх! Вот так, ясно?
– Тут есть где-нибудь обсушиться? – спросил незнакомец. – Признаться, я так замёрз. Староват я для таких прогулок.
– Там дальше есть таверна.
– Проводишь меня?
Постум согласился. Почему бы и нет? Ведь этот человек спас ему жизнь. Постум подошёл к Красавчику, погладил по морде. Тот коснулся лица мягким влажным храпом. Извинялся. Ну и лады. Прощаю! Император вскочил в седло. Уже неторопливо кони пошли мелкой рысью сквозь дождь. Таверну путники увидели, подъехав почти вплотную. На воде появились две жёлтые кляксы. А потом сразу выступили стена и навес.
Какой-то парень в блестящей накидке, проклиная Орка и сгибаясь в три погибели, схватил коней под уздцы и повёл на конюшню. Возле каждой таверны теперь построена конюшня по приказу Бенита. А Постум и его спутники вошли внутрь. Вода с них текла потоком. И хозяйка, полная розовощёкая женщина с чёрными косами, уложенными вокруг головы, озабоченно всплеснула руками и повела гостей к очагу. Постум даже не помнил, как очутился в старом продавленном кресле, раздетый догола и закутанный в толстое шерстяное одеяло. Шерсть приятно покусывала тело. Он протянул ноги к огню, почувствовал блаженное тепло.
– Как хорошо, – прошептал.
Только что лил дождь и холод пробирал до костей. И вдруг чудо: огонь, кресло и хозяйка протягивает ему чашу с горячим пряным вином.
– Он же ещё ребёнок, – заметил его спаситель, усаживаясь у огня.
– Хочешь, чтобы твой сын заболел воспалением лёгких? – спросила женщина.
«Твой сын»! Мальчик улыбнулся. Он, Постум, чей-то сын. Понарошку, конечно, но все равно здорово звучит: «Твой сын». Август не стал опровергать это ошибочное «твой сын». И его спутник и спаситель тоже не стал отказываться от навязанного родства.
– Хорошо, пусть пьёт. – Странный у незнакомца был голос – будто не живой, а какой-то металлический. Постуму поначалу казалось, что это от дождя. Но и теперь в помещении его спаситель говорил точно так же. Постум подался вперёд, пытаясь разглядеть незнакомца. Заметил резкие складки вокруг
– Ты знаешь, кто я? – спросил Постум и, не дожидаясь ответа, сказал: – Я – Август. Император Рима. И ты спас мне жизнь.
Незнакомец не ответил. Вернее, сначала он хотел что-то сказать, но потом передумал.
– Здорово мы промчались, правда? – спросил Постум. – Я и драться умею. Я здорово дерусь на мечах.
Ему хотелось доказать незнакомцу, что он лучше всех. Он и сам не знал, почему это делает.
Постум сделал несколько больших глотков, блаженное тепло растеклось по телу, ноги вдруг сделались чужими. Постум едва не уронил чашу. Незнакомец подхватил её и поставил на деревянный стол. Голова Постума качнулась и сама упала на грудь. При этом Постуму не хотелось спать, хотя глаза его стали слипаться. Тогда незнакомец наклонился над ним и погладил по голове.
– Мой мальчик, – прошептал незнакомец.
Игра продолжалась. Что должен отвечать Постум? Тоже играть? Но ведь это сон. Он спит и во сне играет роль сына, а незнакомец – роль отца. Во сне не страшно и не стыдно, во сне можно все.
– Ты наконец приехал?
– Ты узнал меня?
– Как я мог тебя не узнать? Мы теперь все время будем вместе, да?
– Конечно.
Постум вздрогнул всем телом и проснулся. Незнакомец сидел в своём кресле и смотрел на него.
– Я долго спал? – спросил он, озираясь.
– Часа два.
– А что делал ты?
– Смотрел на тебя. – Постуму показалось, что голос незнакомца дрогнул. Так это все-таки он? Неужели?
– У тебя есть дети? Сын есть? – выдавил Постум.
– Есть. Двое. Два сына.
– Два, – эхом отозвался Постум. – И кого любишь больше?
Незнакомец молчал: после какого-то необыкновенно дружеского настроя, симпатии, почти единства – вдруг обрыв, пустота. Неужели то, чего Постум больше всего боялся? Неужели он испытывает к нему неприязнь? Нет, нет, такого быть не может.
– Младшего, – сказал Постум уверенно и рассмеялся коротко и зло. – Младших всегда любят больше.
– Это не так, – сказал незнакомец. – Я люблю обоих.
– Враньё, – фыркнул Постум, и незнакомец почему-то не стал с ним спорить, только спросил:
– А кого любишь ты?
– Никого. Я никого не люблю.
– Так нельзя.
– Почему? Сам посуди – нельзя же любить Бенита. Он – точь-в-точь лисица из Эзоповой басни: та забралась в дупло, сожрала мясо и хлеб, оставленные пастухами, и так растолстела, что не могла выбраться. А Бенит забрался в дупло и жрёт непрерывно. И все толстеет, толстеет. И либо сам лопнет от обжорства, либо дерево расколется.
Постум давно придумал это сравнение, сколько раз мечтал: расскажет, и он оценит.
– Тебе тяжело жить под властью Бенита, – сказал он. – Прости.
– Нет, уже не тяжело. – Постум врал, но эта ложь доставила ему удовольствие. – Бенит любит меня. И я приспособился. Мы с ним родственные души. – Против воли в его голосе проскользнули Бенитовы интонации. И незнакомец, явно их различив, вздрогнул.
– Приготовь нам две комнаты, – обратился незнакомец к хозяйке. – Уже поздно, а по такому дождю никуда не поедешь. Мы хотим спать.