Северная война и шведское нашествие на Россию
Шрифт:
Основная политическая цель, поставленная себе и своему войску Карлом XII, была бы абсолютно недостижима, даже если бы шведский король был несравненно талантливее, чем он был на самом деле, и если бы Петр не обладал и малой частью той гениальности и энергии, которыми он обладал на самом деле. Но так как Карл XII решительно отказывался считаться с действительностью, так как накануне Полтавы он полагал, что он — накануне повторения первой Нарвы, крушение, покончившее с его иллюзиями, оказалось таким уничтожающим, таким неслыханным, о каком никогда и мечтать не могли самые непримиримые враги Швеции и ее монарха.
И по шведским и по русским свидетельствам, картина положения шведов перед катастрофой была не весьма для них отрадная. Настоящей шведской армии (природных шведов) оставалось 19 тыс. человек, остальные были нерегулярные вспомогательные отряды — мазепинцы и волохи. В общем было около 30 тыс. со всеми этими нерегулярными силами. Не желая тратить шведские части до генерального боя, Карл XII после нескольких
С артиллерией дело обстояло плохо. Пушек крупного калибра оставалось всего 16 (из них четыре 8-фунтовых, четыре гаубицы, восемь 6-фунтовых) и 16 легких орудий (полевых). Но снарядов на все тридцать две пушки была всего одна сотня, и в Полтавском бою действовали поэтому, как уже было сказано, всего четыре орудия. Остальные все были взяты русскими со всем обозом, не сделав ни одного выстрела в этот день.
Часть шведской артиллерии погибла, потопленная сначала в литовских, а потом в белорусских болотах, часть попала в руки русских под Лесной, так же как в руки русских попали пушки, заблаговременно свезенные в Батурин предусмотрительным (хоть и не до конца все предусмотревшим) Мазепой. Пушки, взятые впоследствии победителями под Полтавой в шведском ретраншементе, а потом Меншиковым под Переволочной, уже задолго до того, как попали в руки русских, были бесполезны для шведов, потому что пороху для них не хватило. Даже для ружей пороха становилось угрожающе мало. Карл и его штаб рассчитывали сначала на запасы, которые вез (но не довез) к ним Левенгаупт, потом на запасы Мазепы, а после разгрома Батурина и особенно после неожиданно обнаруженной безнадежной слабости изменившего гетмана, за которым не пошла Украина, все упования на поправку материальной части шведской армии король и штаб возложили на приход из-за Днепра шведского ставленника короля Станислава Лещинского с польской армией. Но все эти надежды постепенно развеялись без следа, и пришлось в самое трудное время воевать против сильной русской артиллерии почти без пушек. Хорошая кавалерия, прекрасно обученная, опытная в боях стойкая пехота, хоть и та и другая были измучены страшной зимой, еще были налицо и могли выполнять боевые функции. Но артиллерия катастрофически ослабела как раз к началу осады Полтавы. Особенно жестоко сказалось именно отсутствие пороха.
Где было тонко, там и рвалось у шведов. Под Лесной Левенгаупт потерял не только всю артиллерию, но еще хуже для шведов было то, что Левенгаупт, уходя из района Лесной со своей разбитой армией, не поспел вовремя к Пропойску, и драгунский отряд Фастмана опередил его и сжег мост через реку Сож, так что Левенгаупт велел побросать в реку немедленно почти весь громадный запас пороха, который он еще успел забрать с собой при отступлении. Транспорт его погиб почти весь еще у Лесной, но именно та часть его, где были запасы пороха, и была самой драгоценной частью всего, что он вез Карлу XII. Этого пороха должно было хватить до Москвы и во всяком случае его хватило бы до Полтавы. Но он погиб в волнах Сожа, а то, что припас Мазепа в Батурине, было взорвано при поджоге города.
Забегая вперед, должно напомнить для полноты картины, что под Переволочной взято было 19 пушек среднего калибра, 2 большие гаубицы и 8 мортир. Нужно думать, что и при бегстве от Полтавы до Переволочной часть орудий была брошена и не сразу отыскана.
Больше всего в эти предполтавские дни Петр боялся, что шведы сообразят, как рискованно им немедленно принимать бой, и уйдут за Днепр, т. е. совершат большое стратегическое отступление, о котором уже давно твердил Карлу XII граф Пипер. Царь всполошился, узнав, что есть признаки, будто бы указывающие на подготовку к отступлению неприятеля: "Объявляю вам, что шведские дезертеры (sic. — Е. Т.) сказывают, что в сих числех или граф Пипер или иной кто из знатных шведских персон, с несколькими стами шведов поехал к Днепру искать того, чтобы как возможно за Днепр перебраться; чего для надобно господину гетману послать от себя указы не мешкав к полковнику Калагану и к прочим командиром, обретающимся за Днепром, дабы они весьма того накрепко смотрели, чтоб оных шведов за Днепр не перепустить, и того для везде по берегам всякие перевозные суда и лодки обрать и приставить крепкие караулы". [545]
545
К кн. Долгорукову, из лагеря под Полтавой, 23 июня. — [Голиков.]. Деяния Петра Великого, ч. XII, стр. 23–24, № 1039.
Неожиданное появление в шведском лагере перебежчиков в ночь на 26 июня, по-видимому, окончательно побудило Карла ХII не откладывать битвы. Вот что читаем в дневнике событий, ведшемся в штабе Петра. "В первых часах ночи Семеновскою полку ундер-офицер, изменив, уехал к шведскому королю и говорил, что в ночь на 27-е число учинил нападение на войско царского величества и тем принудил к баталии", утверждая, что уже 28 числа царь ждет с востока нерегулярное подкрепление
546
Рукописи, отд. ГПБ. Древлехран. Погодина, рукопись JM" 1732. — Журнал великославных дел.
Изменник ("немчин") говорил правду: уральское нерегулярное конное подкрепление действительно пришло 28 июня, как и ждали в русском лагере. Но и он, и Карл ошиблись лишь в том отношении, что русские разгромили шведскую армию и без этой опоздавшей подмоги. [547]
Сообщение изменника о "40 тыс." нерегулярной конницы с Урала (которая в самом деле в большом количестве пришла 28 июня, опоздав к битве) покончило со всеми колебаниями Карла.
547
Изменник был взят русскими в плен в бою 27 июня и посажен на кол. Очевидно, перед казнью под пыткой он и рассказал о том, что делал у шведов.
2
Вечером 26 июня, когда Левенгаупт был на аванпостах, следя за далеким движением в русском лагере, и когда Гилленкрок был тоже где-то очень занят, Карл XII велел фельдмаршалу Реншильду явиться и объявил, что ночью он намерен атаковать русских в их лагере. Совершенно случайно при этом в барак короля пришли граф Пипер и полковник Дарлекарлийского полка Зигрот. Для Левенгаупта, когда он вернулся с аванпостов, это решение короля было неожиданностью. Никакой точной диспозиции ни он, ни Гилленкрок, ни Роос, ни Шлиппенбах, ни сам Реншильд, всецело в этот вечер одобрявший короля, не получили. Они могли только сообщить полковым командирам о решении Карла и о том, что им будут своевременно переданы нужные приказания. Это обещание не было исполнено. Шведскому войску уже в поздний час велено было выстроиться, и перед фронтом медленно проносили носилки, на которых полусидел-полулежал король. Он говорил частям, по фронту которых его проносили, что надеется на их всегдашнюю храбрость в предстоящем бою. Карл велел затем опустить носилки на землю и сказал, что проведет тут первые ночные часы. Он объявил, что, вследствие невозможности сидеть верхом, он назначает главнокомандующим Реншильда. Генералы расположились тут же около него. В два часа ночи Реншильд велел начать движение по направлению к русскому лагерю. Левенгаупт возразил, что в темноте может выйти путаница. Реншильд приказал повиноваться и при этом очень грубо оборвал Левенгаупта. Начинало светать; наступал рассвет вечно памятного во всемирной истории 27 июня 1709 г.
Шведская пехота шла за кавалерией, — и тут только шведское командование, уже знавшее о редутах, которые сейчас же после перехода через Ворсклу Петр приказал строить перед ретраншементом, начало отдавать себе несколько более реальный отчет в значении этих сооружений. Шведы, впрочем, пока больше различали горизонтальную линию шести редутов, чем перпендикулярные к ним выстроенные четыре редута. Два из этих перпендикулярных редутов еще только достраивались. Шведы услышали далекий стук молотков и топоров, и по мере приближения шведского войска все слышнее становился шум производимой в редутах работы.
Но почти тотчас же этот отдаленный, неясный шум был заглушен грянувшими первыми русскими залпами: русские уже накануне, 26 июня, твердо знали, что сражение будет в самые ближайшие дни, а может быть и часы, и кавалерийский авангард Меншикова уследил шведов, едва только они вышли из своего лагеря, в самом начале третьего часа, когда еще было темно, но вовсе не тогда, когда рассвело, как пишут шведские историки, всячески силившиеся представить полтавское дело как игру случайных неблагоприятных для шведов обстоятельств, а русскую победу как нечто совсем не предвиденное неподготовленными и вначале растерявшимися победителями. Напротив! У русских был зрело продуманный план предстоящего сражения, были распределены места и роли между Шереметевым, Меншиковым, Брюсом, Боуром, организованно было бесперебойное и частое доставление сведений Петру, распоряжавшемуся всеми главными движениями.