Северная война или блицкриг по-русски

Красиков Вячеслав Анатольевич

В результате в 1475 г., соблазненный большими деньгами, из Италии в Москву приехал сам знаменитый Аристотель Фиорованти. Он познакомил новых работодателей с последними достижениями в области фортификации и металлургии, а также организовал в Москве «Пушечный двор», поспособствовав, таким образом, освобождению «Третьего Рима» из-под власти уже полуразложившейся Золотой орды [103] .

Первую крупномасштабную реформу московских полков на европейский манер попробовал провести Иван Грозный. Однако ничего нового он придумать не смог. И так же, как свой дед, не осмысливая коренных причин отставания и не затрагивая становых принципов жизненного уклада страны, просто начал заманивать

к себе на службу профессиональных военных с Запада, только в гораздо больших количествах. К началу второй половины XVI в. в царских владениях насчитывалось уже примерно 4000 иноземных наемников. Они помогли Грозному реорганизовать артиллерию и сформировать стрелецкие полки — отдаленное подобие мушкетеров.

103

Приезжий католик построил и Успенский собор — главную святыню русской православной церкви. Этот собор ранее безуспешно проектировали отечественные специалисты — здание рушилось. За Фиорованти на заработки в Московию потянулись и другие европейцы. Например, Марк Фрязин возвел Грановитую палату, Алевиз Новый и Петр Фрязин соорудили более мощные стены Кремля. Перечисление можно продолжать долго.

Именно разумные начала, привнесенные «немцами», позволили вооруженным силам «Святой Руси» занять доминирующее положение на огромной североазиатской территории. Но чуда, конечно же, не произошло — при помощи столь незамысловатых полумер создать в полутатарской Московии армию, которая могла бы конкурировать с европейскими войсками, было невозможно. При первом же серьезном столкновении с «профи» Стефана Батория под Венденом в 1578 г. московские воеводы вновь убедились в своей полной беспомощности.

Следующий, XVII в. стал самым неудачным в военной истории России. Страна продолжала все быстрее отставать от Европы. К счастью для Москвы, она занимала выгодное с оборонительной точки зрения географическое положение, не располагая удобными побережьями для вторжения десантных армий морских держав и не имея общей границы с наиболее сильными европейскими государствами. Кроме того, эти страны были заняты выяснением отношений между собой. Тем не менее, перспектива стать колонией какого-либо небольшого, но предприимчивого западного соседа все явственнее нависала над московской Русью.

В середине столетия царь Михаил Федорович вновь попытался решить проблему обороноспособности уже традиционным способом, начав массовую вербовку с Запада не только офицеров, но уже и рядовых наемников («…собрать с немецких земель на помощь себе полковников, именитых и храбрых, и с ними множество солдат в научение ратному делу русских воинских людей…»).

Фактически это стало первой попыткой организации регулярной армии в России. Правда, проводилась она непоследовательно и закончилась лишь тем, что часть обыкновенных ополченцев стали называть солдатами и рейтарами.

При Алексее Михайловиче в Тулу и Каширу пригласили голландских мастеров, основавших там оружейные заводы по новейшим образцам. Однако полки «иноземного строя» стоили дорого. Постоянно держать большой штат наемников Московия, не умевшая наладить эффективную торговлю и рационально организовать эксплуатацию своих богатейших природных ресурсов, не могла. Специалисты, как обычно приезжали и уезжали, практически не влияя на закостеневшую в замшелых традициях народную жизнь. Русские люди по-прежнему оставались в строгой информационной и духовной изоляции от «мерзкого» мира католического и протестантского Запада, крестясь и плюя вслед случайно встреченному «богопротивному» европейцу в парике и с трубкой в зубах. Даже царь, подпустив, согласно церемониалу, к руке иностранного посла, потом мылся из специального кувшина — «дабы не опоганиться».

«Железный занавес» всегда является безошибочным симптомом, указывающим на бессилие общества в решении каких-либо основополагающих проблем. И поэтому

уход Московии в историческое небытие по причине полной неконкурентоспособности с более гибкой и энергичной соседней культурой казался предрешенным. Но в конце XVII в. России крупно повезло. На престол взошел царь Петр I, не получивший, к счастью, традиционного отечественного воспитания и оказавшийся человеком незаурядным во всех отношениях. Он первым из восточных владык осознал, что азиатскую пирамиду нельзя реформировать простым заимствованием некоторых военно-технических новинок. Варварский уклад существования нужно менять в корне, перенимая у соседей не только все прикладные достижения, но и главную причину их процветания — образ жизни и взгляд на мир.

Поэтому можно с уверенностью сказать, что петровская регулярная армия родилась и превратилась в серьезную силу только лишь исключительно благодаря личному примеру и интеллектуальной помощи европейцев. Вообще русское войско того периода оказалось редким явлением в истории развития общемирового военного искусства именно потому, что его Основа — мозговой центр был практически полностью импортирован из-за рубежа. Вживление этого чужеродного органа в тело восточнославянской цивилизации стало еще одним свершением Петра Великого, который в очередной раз продемонстрировал миру, что из любой тупиковой ситуации можно найти выход.

Механизм этой уникальной операции по сей день изучается и служит причиной ожесточенных споров историков. Однако ее благополучный исход ни у кого не вызывает сомнений. Русский царь-западник в поразительно короткий срок смог совместить прежде постоянно отталкивавшиеся части в единое целое, создав тем самым новую структуру из полусгнившего осколка ордынского наследства.

Конечно, его еще недавно сплошь бородатые подданные не могли в столь короткий по историческим меркам срок все, как один, преобразиться до такой степени, чтобы начать на равных конкурировать с уроженцами Лондона и Амстердама. Но поставленные в экстремальные условия, когда им волей-неволей приходилось тянуться за «варягами», «государевы холопы» вынуждены были приспосабливаться к новым требованиям. И наиболее талантливые из них уже в ходе Северной войны стали подниматься к среднему уровню, заданному европейским окружением царя. Закладывает тем самым первые камни в фундамент преображения России.

Естественно, что у старшего поколения боярской аристократии (чьи мозги уже успевали закостенеть в идейном противостоянии к «прелестям поганых латинян») это получалось несопоставимо хуже, чем у более молодых людей, которые гораздо легче очаровывались рационально-прагматическими соблазнами Запада. К тому же именно молодежь «герр Питер» отправлял учиться новой жизни в Европу, где собственными глазами можно было увидеть все неопровержимые преимущества «немецкого» мира. Что, разумеется, убеждало даже лучше, чем знаменитая толстая петровская палка.

«Изделие», созданное «царственным плотником», получилось вполне жизнеспособным. Уже в процессе своего возникновения оно начало удовлетворительно функционировать, принося не только результаты в виде первых побед на полях сражений, но и обеспечивая будущее существование самого себя, все увереннее воспроизводя среду обитания из местных ресурсов — создавая национальные офицерские кадры [104] . Правда, с генералами получалось сложнее, поскольку эти «плоды» петровских реформ дозрели лишь через несколько десятилетий.

104

Петр не успел завершить модернизацию страны, а его преемники действовали не столь решительно. Тем не менее, даже то, что удалось сделать, принесло плоды. Русская армия, конечно, не стала лучшей в мире, но при условии численного преимущества вполне могла сражаться с любым европейским противником целых полтора столетия — вплоть до Крымской войны.