Северная война
Шрифт:
— Да я все понимаю, Саша! — нахмурилась и загрустила Санька. — Но неужели ничего нельзя сделать? Надо же как-то помочь ребятам! А, Саша? Тем более что и ты сам отчасти виноват — в этом амуре…
— Как это — я виноват?
— Да вот так! Кто велел подполковнику Волкову регулярно наезжать во дворец Преображенский и усердно заниматься с царевичем Алексеем этим вашим «карате»? Ты и велел! Василий и ездил — честно занимался, Наталья — воспитательница царевича, наблюдала за этими занятиями, как ей и положено по ее обязанностям. Вот и приключился — вдруг и незаметно так — амур этот, нечаянный… Ты,
Он только печально покачал головой:
— Всего два варианта есть у Василия и Натальи, не считая третьего: дыбы и плахи для подполковника и черного клобука монастырского для царевны. Первый реальный вариант — тайно обвенчаться да и сбежать от царского гнева — в страны европейские…
— А второй?
— Победить Карла Двенадцатого, прогнать шведов из Прибалтийских стран. После чего и страны эти забрать под русскую руку, под протекторат — научно выражаясь. Раз шведам этот протекторат не возбраняется, знать, и нам — возможно. Если Василий лично, возглавляя воинскую часть, возьмет на свою шпагу город Митаву, то есть у него и все шансы, чтобы стать Великим герцогом Курляндским… Можно будет, при должном старании, четко оформить данное мероприятие, закрепить документально. Тогда уже и мезальянса не будет: Курляндский герцог — вполне достойный жених — для русской царевны…
— Отлично все ты придумал, любимый! — как маленькая девочка, звонко хлопая в ладоши, запрыгала на одном месте Санька. — Вот и сладится все…
Целуя жену в сладкие и податливые губы, Егор подумал — неожиданно для самого себя: «А ведь идея не так уже и смешна, как кажется на первый взгляд! Семейное счастье Василия и Натальи — это только внешняя оболочка, за которой спрятан глубинный и очень значимый смысл. Зачем будущей России нужна кровавая Анна Иоанновна, любительница жирной буженины? Да и вся эта гнусная „бироновщина“ в целом? Это же можно будет, поставив над Курляндией своих проверенных людей, такой гигантский исторический шаг вперед совершить! Столько сохранить жизней людских! Не говоря уже о финансах, могущих быть спасенными от бессовестного разграбления алчными и бессовестными людьми…»
Глава третья
Женская голова — на плахе
Карета медленно — как и предписывалось строгим внутренним распорядком — проезжала через стандартный военный городок, являвшийся местом стационарного расквартирования (на период отсутствия военных походов и полевых учений) Преображенского полка. Длинные бревенчатые казармы, выстроенные в три — почти ровных — ряда, просторные амбарные помещения, треугольные погреба, разнообразные полковые мастерские, прачечные, конюшни, артиллерийские арсеналы, склады, почерневшие кузницы, бани…
Несмотря на то что местами горели яркие костры и тут и там на веревках сушились какая-то верхняя и нижняя одежка, вокруг ощущался крепкий образцовый порядок.
«Действительно получился автономный, знатный и настоящий такой городок! — взволнованно вертел головой во все стороны Егор, жадно вдыхая полной грудью знакомый специфичный запах, и думал: — Здесь — мой второй дом, и это не просто высокопарные слова! Запах армейского стационарного лагеря — лучший аромат на этой прекрасной планете, для тех, кто понимает, конечно…»
— Правь, деревенщина, на восточный край, к тем вот дальним баракам! Правый — это солдатская тюрьма, гауптвахта по-иноземному, а левый — изба пыточная. Ты же первый раз в полку? Вот и запоминай, пригодится…
«Как же можно — без пыточной избы! — ехидно и насмешливо заблажил внутренний голос. — Времена же у нас нынче темные, страшные, жестокие… Как без пыточной — вершить дела праведные да справедливые? Отменил бы ты, братец, это подлое дело, а? Кто-то ведь должен это сделать первым!»
Егор понимал, что внутренний голос абсолютно прав, но, но…
— И без этого — дел полон рот! — недовольно пробормотал он, опускаясь обратно на каретное сиденье. — И почему это я один должен быть белым и пушистым, привлекая тем самым нездоровое внимание к своей персоне? Ладно, ладно, вот закончится эта война, которая, кстати, еще даже толком и не началась, вот тогда-то ужо явим всем образец человеколюбия и милосердия…
Возле темно-серого и громоздкого сруба пыточной избы неторопливо прогуливались, лениво и вяло переругиваясь между собой, Василий Волков и подполковник Андрюшка Соколов — командир четвертого батальона. Завидев подъезжающую карету начальника, спорщики прекратили свои незлобивые прения и быстрым шагом пошли навстречу.
— Ну и чего ругаемся, други мои? — поинтересовался Егор, ловко спрыгивая с приступка кареты на пожухлую осеннюю травку. — Не поделили что важное?
— Александр Данилыч! — четко отсалютовав, взволнованно зачастил Соколов. — Подполковник Волков — мой близкий друг, и все такое прочее… Но я не получал от вас приказа — принимать под арест неизвестных мне гражданских лиц! Не имею для действа этого на момент сей никаких веских оснований!
— Молодцом, Андрюха, благодарю за хорошую службу! — скупо похвалил подчиненного Егор и тут же повинился: — Вы уж, господа подполковники, оба извините меня! Совсем вылетело из головы, за всеми этими печальными событиями последних дней… Ничего, сейчас все это оформим соответствующим приказом. Так что, еще раз — извините!
— Да вы что, господин генерал-майор, Александр Данилович! — смущенным хором дружно забормотали подполковники. — Достаточно вашего слова…
— Оформим приказом! — повысил голос Егор. — Дело-то скользкое, непонятно чем еще и завершится… Ладно, а где эти? Которые — гонцы «перехваченные и доставленные»?
— Да вона — дремлют, родимые! Под охраной надежных сержантов! — махнул рукой в сторону Волков. — И сумки с бумагами там же, рядом со спящими гонцами. Без вас почту пока не вскрывали…
У темно-серой стены пыточной избы стояли два толстенных березовых чурбака, на которых вольготно расположились два гонца «перехваченных»: иноземные богатые камзолы, неаккуратно распахнутые на груди, кудрявые парики сбились на сторону, глаза плотно закрыты, головы, откинутые назад, опираются на шершавые бревна избы, рты широко раскрыты, храп — на всю округу… Рядом со спящими дисциплинированно замерли два усатых преображенца с ружьями наперевес.
— Что случилось с ними, может, приболели? — обеспокоенно спросил Егор.