Северные огни

Барлоу Джеффри

Они вскарабкались по сгнившим ступеням виллы «Тоскана» и вступили в неосвещенный проем, где лакей загодя припас восковую свечу. Прошли через внешнюю прихожую, мимо мрачных бюстов, хмуро взирающих со своих пьедесталов, мимо двух внушительных, покрытых пылью урн на столбиках. В этой самой прихожей дожидался мистер Скрибблер в тот день, когда явился к скряге с письмом. Именно это письмо, сфабрикованное мистером Хиксом, повлекло за собой цепочку событий, которые — мистер Хикс этого никак не предвидел и в свой план вовсе не включал! — сегодня привели Чарли в Шадвинкл-Олд-Хаус.

— Сюда, сюда, — проговорил лакей, поднимаясь по лестнице и жестом веля Овцеголову следовать за ним. — Осторожнее, под

ноги смотрите. Тут кое-где доски расшатались.

— Чарли смотрит, — пробормотал Овцеголов. Он обеими руками вцепился в перила, пытаясь сохранить равновесие вопреки тому, что ноги его непрестанно вихлялись и подергивались. Помочь беде не удавалось; чувства его были в смятении. Тем не менее он старался изо всех сил, продвигаясь вверх очень медленно, шаг за шагом, пока не оказался на верхней площадке лестницы рядом с лакеем и часами-маятником.

— Сюда, — недовольно бросил Фаллоу. Задержка явно его раздосадовала. Стремительно промчавшись по коридору, лакей остановился у двери в дальнем его конце и предостерегающе поднес палец к губам.

— Мистер Таск — не здесь? — шепнул Овцеголов, несколько сбитый с толку.

— Конечно, нет!

— Тогда зачем?… — И Овцеголов, в свою очередь, коснулся губ дрожащим пальцем, словно спрашивая, к чему таиться: ведь в доме не видно и не слышно ни души, скряга вроде бы в отъезде.

Небрежным взмахом руки лакей отмел в сторону его тревоги; однако глаза слуги предательски поблескивали. Фаллоу уже отчасти сожалел о своей похвальбе: в общем зале «Трех шляп» он чувствовал себя куда увереннее.

— Разумеется, его тут нет! Я же сказал вам! Просто, окажись он здесь, плохо бы всем пришлось.

Лакей извлек из кармана связку ключей и отпер замок. Заскрипели петли; дверь распахнулась. При этом звуке блестящие глазки лакея опасливо забегали: он весь превратился в слух, однако, успокоившись, первым переступил порог неосвещенной комнаты. Внутри обнаружились кровать, громоздкое кресло с высокой спинкой, несколько пропыленных книг, умывальник, вместительный, покрытый старинной росписью шкаф с полками, ковер с цветочным узором, портрет человека с хитрым, угрюмым лицом, висящий над каминной полкой, и плотно занавешенные окна. Эта комната казалась еще более холодной и мрачной, нежели прочие помещения, и неудивительно: ведь то была спальня скряги.

И снова лакей жестом призвал к молчанию и на цыпочках осторожно двинулся к покрытому старинной росписью шкафу у дальней стены.

— Здесь, — прошептал он через плечо. — Здесь старикан его и держит. Ох, кабы старик дознался, что вы любуетесь на эту штуковину, скверно бы вам пришлось!

Овцеголова до костей пробрал озноб, и снова он с трудом удержался, чтобы не обратиться в бегство. А лакею словно доставляло некое злорадное удовольствие пугать гостя; возможно, тем самым он успокаивал собственные страхи.

— Впрочем, не тревожьтесь. Фаллоу с вами! Если старикан нежданно нагрянет… ну… гм-м… в общем, все равно вам скверно придется! — И с этими ободряющими словами он выбрал из связки еще один ключ. Прежде чем вложить его в скважину, лакей вновь обернулся к Чарли:

— Старикан понятия не имеет, что у меня есть ключ от его шкафа. А кабы дознался, мне бы конец. Оказаться на мели — в мои-то годы!… Но я ему покажу, сэр. Нет уж, даже не сомневайтесь, эту партию выиграет Джеймс Фаллоу. Мы вскроем его сокровищницу, прямо сейчас, не откладывая, а ему и невдомек! Потому что мы тут же и дадим тягу! Ха-ха! Хоть лопни скряга — а мы дали тягу! Будет урок долговязому старому дурню — нечего так меня третировать! Годы и годы он меня тиранил, все соки выдавил, прям как из яблока! А последней каплей, чтоб вы знали, оказалась псина — этот его здоровенный мастифф! Тут-то у меня терпение и лопнуло.

Вы эту собаку помните? Турком его звали. (Овцеголов энергично замотал головой.) Когда пес исчез, старик совсем взбеленился: дескать, это я виноват. А при чем тут я-то? Вот уж злобная была тварь; такого в друзья мало кто выберет. Такого и в час нужды дважды подумаешь, прежде чем позвать! Ходят слухи, — на мгновение лакей понизил голос почти до шепота, — ходят слухи, будто пса видели в городе: он вроде бы на задних лапах разгуливает, точно в него сам дьявол вселился. Да-да! Ну, дьявол там или не дьявол, а только избавились мы от пса — и туда ему и дорога, скажу я вам. Сущее чудище; я лично только рад, что он сбежал. И пусть себе улепетывает хоть до самого Нантля, мне плевать. На что он нужен? Последняя капля, вот что он для меня такое. А теперь старикан и со мной, точно с собакой, обращается.

Лакей умолк, вдруг осознав, насколько справедливо последнее обвинение. Он закусил губу; решимость его окрепла.

— Я ему покажу: будет знать, как гонять меня целый день напролет, присесть не давая, — проворчал слуга и мстительно воткнул ключ в скважину. Дверцы шкафа, словно по волшебству, распахнулись, Овцеголов заглянул внутрь — и тихонько охнул.

Внутри лежало что-то вроде тоненькой книги: две странички, скрепленные вместе. Каждый листок был сделан из чудесной металлической субстанции, очень похожей на золото; вот только в отличие от земного злата это вещество излучало свет, озаряя темноту шкафа нездешним, опаловым сиянием. Листы книги пестрели причудливыми буквицами, рядами загадочных процарапанных черточек, что истолкованию никак не поддавались. Овцеголов застыл на месте, дрожа всеми своими лохмотьями и не в силах поверить глазам. Не за этим ли предметом его посылали в «Итон-Вейферз», не этот ли предмет дважды ускользал из его рук?

Лакей извлек электровые таблички из шкафа, едва их не выронив — видимо, сказывался горячий грог, — и положил сокровище на умывальник, рядом со стаканчиком для бритья.

— Ну, как вам оно? — осведомился он, отступая на шаг и скрещивая руки на груди. — Чудо из чудес, верно? А уж о ценности этой штукенции я и молчу.

— Странно, — пробормотал Овцеголов. — Очень, очень странно.

Не отрывая взгляда от табличек, Чарли снова сравнил их с описанием, выданным ему Самсоном Хиксом. И пришел к тому же выводу, что и в кабинете «Итон-Вейферз»: любые слова здесь меркнут в сравнении с реальностью.

— Надо за это дело выпить! — объявил лакей, выходя из комнаты, и тут же возвратился с парой бокалов и с бутылью. Один из бокалов он вручил гостю, наполнив его лучшим хересом мистера Таска. — Пейте до дна! — повелел он. И, чтобы слова не расходились с делом, залпом осушил собственный бокал. Крепкое вино тут же ударило ему в голову, приплюсовавшись к горячему грогу. Слуга отшатнулся к камину, закашлялся, хватая ртом воздух, и с трудом устоял на ногах.

— Жуть! — воскликнул он, разумея, конечно же, нечто прямо противоположное. Потом игриво ухмыльнулся от уха до уха, отчего по лицу его разбежались морщинки, и плеснул себе еще. С сияющими глазами лакей указал на бутылку с хересом и заговорщицки хихикнул:

— Пейте до дна! Мы ему покажем! Вылакаем весь стариковский херес — ха-ха! — до последней капли — и где же? В его собственной спальне!

Овцеголов не без опаски воззрился на свой собственный бокал. Щедрый лакей наполнил его до краев, не замечая, как трясутся руки гостя. Надо ли удивляться, что Чарли пролил вино на ковер старого скряги? Охваченный ужасом, он глухо, жалобно вздохнул, выпячивая сквозь пыльную бороду то губы, то язык.

— Пейте до дна! — воскликнул Фаллоу. — Да что с вами такое? Хотите, чтобы старый сквалыга вошел да и застал вас в таком виде? А ну, пейте!