Северный крест. Миллер
Шрифт:
— Мазилы! — отчаянно запричитал Дубровский. — Руки у вас такие кривые, что вы, наверное, даже ложку мимо рта пронести можете. Заряжай орудью снова!
Артиллеристы поспешно зарядили пушку.
— Пли! — истошным командным голосом прокричал Дубровский.
Пушка, словно бы отзываясь на команду, послушно рявкнула, приподнялась над железной палубой «Канады» и со всего маху хлобыстнулась колёсами в металл. Вслед за рявканьем послышался печальный звон.
С «Канады» было видно, как раскалённый снаряд проткнул пространство, оставил в нём тёмную длинную полосу и шлёпнулся на ледяную площадку,
Следующий снаряд также ушёл в сторону.
— Бабы вы, а не пушкари! — прокричал Дубровский, содрал с себя бескозырку — он модничал и ходил в мороз в бескозырке, которая никак не сочеталась с романовским полушубком. — У вас что, руки из зада растут? Пехальщики!
Что такое «пехальщики», артиллеристы не знали, дружно насупились и сказали Дубровскому:
— Знаешь что, комиссар, попробуй сам стрелять из этой дуры! У неё ствол кривой!
— У самих у вас кривые стволы! — проорал в ответ комиссар и скомандовал вновь: — Заряжай!
— Не будем, — угрюмо проговорили артиллеристы.
Дубровский лапнул себя за бок, где висел маузер.
— Заряжай!
Артиллеристы нехотя загнали снаряд в ствол орудия. Вполне возможно, что именно эта разобщённость, несогласованность в действиях красного расчёта сыграла свою роль, и «Минину» удалось уйти; возможно, что сыграло роль и другое: белый расчёт под руководством профессионального артиллериста-подполковника стрелял много точнее красных.
Вскоре с «Минина» принёсся снаряд, срубил на «Канаде» кусок мачты, вдребезги разнёс на баке железный сундук с боцманским имуществом, ровно топором срезал поручень, скрутив его в гигантский бублик, и, проломив палубу, взорвался внутри.
— Ай-ай-ай-ай! — вновь запричитал Дубровский. — Откуда у этих гадов взялось орудие? На «Минине» же не было орудия!
Из пролома в палубе повалил чёрный маслянистый дым.
— Откуда у них взялось орудие? — продолжал горестно вопрошать Дубровский.
Второй комиссар, Николаев, предпочитал действовать — с двумя вёдрами воды, взятыми на камбузе, он кинулся к пролому, с лёту опрокинул прямо в дым одно ведро, потом — второе.
Маленький шустрый матросик, смахивающий на смышлёного проворного черта, вытаял откуда-то из-под палубы, притащил брандспойт, крепко держа в руках латунный наконечник, похожий на большую спринцовку, направил струю воды прямо в пролом, разнёс чёрный дым в клочья.
— Что-нибудь горючее там есть, не знаешь? — прокричал матросику Дубровский. — Не взорвётся?
— Не взорвётся, — весело проорал тот в ответ. — Если только ветошь машинной команды.
Через несколько минут пожар был потушен. Дубровский с сожалением посмотрел на растворяющийся в серой мути силуэт «Минина» и почесал пальцами затылок: с одной стороны, упускать беляков не хотелось, а с другой — если они снова засадят снаряд в «Канаду»? Так ведь и потопить могут.
Такой исход не устраивал Дубровского — а он был старшим среди трёх представителей революционной власти, — и комиссар махнул рукой разрешающе:
— Ладно, нехай плывут, куда хотят, гады белые! Дальше Мурманска всё равно не уплывут.
Комиссар был прав — конечной точкой
— В Мурманске их встретят достойно, — пообещал Дубровский, — они запомнят эту встречу на всю оставшуюся жизнь.
«Канада» отстала от «Минина». На «Минине» по этому поводу дружно прокричали «Ур-ра!», несколько человек пальнули в воздух из револьверов. Миллер прошёл в капитанскую каюту, которую занимал, достал из сумки бутылку английского джина, налил в стакан, сверху плеснул немного воды и залпом выпил.
— Эжен, ты пьёшь, как городской мусорщик, — заметила Наталья Николаевна, поморщилась. — Так нельзя.
— Ты права, — согласился с женой Миллер, — так нельзя. Я даже вкуса напитка не почувствовал. — Он налил себе ещё джина.
— А зачем налил снова, раз не почувствовал вкуса?
— Затем, чтобы почувствовать его, — ответил Миллер и выпил второй стакан.
Дубровский, вернувшись в Архангельск, немедленно отбил телеграмму в Мурманск: «К вам направляется ледокол “Минин” с руководителями белогвардейского движения на борту. В числе прочих на “Минине” находится и генерал-губернатор Северной области Миллер. Всех, кто находится на борту “Минина”, надлежит арестовать немедленно и переправить в Архангельск для суда».
Боясь, что телеграмма не дойдёт либо вообще попадёт в руки к председателю Мурманского совдепа Юрьеву, который якшался и с англичанами, и с бельгийцами, и с французами и особенно ценил американцев, считая их высшей нацией, матюками ругал Ленина и никому, кроме себя самого и американского президента, не верил, через некоторое время Дубровский послал ещё одну телеграмму. Такого же содержания, что и первая.
За второй телеграммой направил третью, требуя выслать навстречу «Минину» пару боевых кораблей, способных ходить во льдах. Главное, чтобы на этих кораблях были пушки.
События в Мурманске развивались так же стремительно, как и в Архангельске.
К Мурманску подошли голодные, обмороженные, измотанные красные части, отбить их натиск, кажется, ничего не стоило, но дрались они так яростно, с таким упорством, что белые не выдержали.
В Мурманске, не говоря о больших запасах оружия, патронов, бомб и пороха, остались немалые запасы английских консервов, американской ветчины и галет, французских компотов, сухого яичного порошка и редкой молочной сгущёнки, произведённых в Бельгии.
На «Минине» по мере возможностей старались быть в курсе того, что происходит в Мурманске: радист неотрывно следил за эфиром, спал, не выключая радио, перехватывал сообщения, в том числе и шифрованные, и поскольку у него имелся ключ к шифрам, быстро приводил их в нормальное состояние и нёс в рубку к капитану второго ранга.
Тот прочитывал перехваты и передавал их Миллеру. Генерал каждую такую бумажку принимал с хмурым лицом. Время было такое, что лучшей новостью было отсутствие всяких новостей. Прочитав очередной перехват, Миллер невольно сжимал кулаки, нервно дёргал пальцами воротник кителя, расстёгивая крючки, и наливался кровью.