Северный страж
Шрифт:
Уселся за скамью и поинтересовался:
— А Луша-то где?
Гертруда поставила на стол дымящуюся тарелку.
— Да зуб там у кого-то разболелся. Всю щёку, говорят, разнесло. Что делать, пошла лечить.
— Разнесло, это плохо, — Алексей рассеянно повертел ложку. — Может, тоже ей помочь сходить? Правда, я зуб только выдрать смогу, вылечить вряд ли.
— Ничего, сама справится, — отмахнулась Гертруда. — Чай, уже не впервой. Вы лучше кушайте, кушайте…
Основательно насытившись, Алексей решительно отодвинул тарелку.
—
Всё же есть в натуральной пище что-то такое, природное, энергетическое. Организм не проведёшь. После всех этих современных псевдомясных глутаматно-натриевых соевых полуфабрикатов небо и земля. Ещё минут пять назад казалось готов съесть целого быка, а поел горячей лапши с мясом, и в желудке сразу ощущение, как будто и впрямь съел этого быка.
Гертруда отнесла посуду и уселась напротив.
— Ну и как сходили? Что-нибудь прояснилось?
— Да так, — пожал плечами Алексей. — И хорошо и плохо. Арсю я там нашёл. Вернее то, что от него осталось…
— Вот даже как? — уважительно глянула Гертруда. — Растёте прямо на глазах.
Успокаивающе коснулась руки и попросила:
— Вы, самое главное, не волнуйтесь. Продолжайте, не торопитесь. Здесь важна каждая мелочь.
Собравшись с мыслями, Алексей рассказал весь день. От подарка лешему до поисков Окулины. Особенно остановился на удивительном отсутствии всяких следов пропавшей девушки.
Выслушав, Гертруда тяжело вздохнула.
— Вот ведь беда так беда. И что же за нелюдь такая невиданная тут завелась, ума не приложу… А по поводу костей. Видала я когда-то нечто подобное, давным-давно. Когда степи проходила. Побоище там было нешуточное, костяки человеческие и лошадиные из земли торчали вперемешку. Много воинов полегло, трава уж давно проросла. Так вот. В нави кости тоже не светились. Просто груды лежат, словно жуткий серый хворост. Помню, иду я по полю, ни жива, ни мертва. Ну думаю, всё. Пропала, как есть пропала. Увяжутся за живой душой духи тёмные. Ан нет, повезло. Не было там никого. Пусто. То ли людские страдания их разогнали, то ли ярость ратная, мне неведомо. Одно могу сказать точно, в нави светится лишь пролитая кровь. Помнит её почему-то мать сыра земля. Правда, недолго, аккурат до первой зимы…
— А если кровь зимой прольётся? — живо заинтересовался Алексей. — На снег. Тоже помнит?
— Конечно, помнит. До поры до времени, пока снег не растает. Потом вешняя талая водица всё смоет. И кровь, и горе, и страдание. Так что Окулину если искать, то в другом месте. Думается мне, звери лесные её тело на части растащили, и тот костяк, что Гордой отыскал, уже сильно обглодан был, потому на том месте вы ничего и не увидели.
— Да, скорее всего так и было, — согласился Алексей. — Может, зверьё, а может, и та зверюга. Только вот что-то я уже стал сильно сомневаться, что её быстро отыщу. Сегодня часа четыре бродили, а лес будто вымер весь. Одни белки только скачут, да тетерев меня напугал. А когда
Гертруда пожала плечами.
— Возможно. А куда вам торопиться?
— Ну как куда… Просто неудобно потом перед людьми будет. Месяц прошёл, а результат где?
— Полноте вам, — отмахнулась Гертруда. — Не о том думаете. Люди-то ведь всё прекрасно понимают. Речь идёт о жизни и смерти, тут нельзя торопиться. Ваше оружие их единственная надежда. Так что не печальтесь попусту и занимайтесь столько, сколько нужно… Кстати, об оружии. Лар ещё с утра затеялся, весь день в кузне стучал. Уже приходил, интересовался, не пришли ли вы. Говорит, готовы те горошины. Пусть принимает.
— Это хорошо, — рассеянно кивнул Алексей. — Готов хоть сейчас. Куда идти, подскажете?
— Конечно, — тяжело поднялась Гертруда. — Идёмте, я провожу.
Кузница оказалась где-то на отшибе. На берегу мелкого ручейка расположилась широкая избушка. Высокая закопчённая каменная труба попыхивала чёрным дымком. Из широкой открытой двери доносилось редкое двойное постукивание.
— Кхм, — прокашлялась Гертруда. — Эй, хозяин!
— Разрешите, я сам спрошу, — попросил Алексей. — Весь день ходил как немой. Что вы сейчас сказали?
— Пожалуйста, — усмехнулась старушка. — Хозяина позвала. Помните как?
— Найду…
Алексей мельком глянул в блокнот и деликатно постучал о дверной косяк.
— Хозяин, можно войти?
В конце концов, надо же понемногу практиковаться. Слово здесь, слово там. Глядишь, через недельку и блокнот не понадобится. А то батарейка скоро совсем разрядится, придётся на бересту переходить. Ещё то будет зрелище.
Что-то загремело. Постукивание прекратилось.
— Можно, можно, — с некоторой задержкой отозвался кузнец. — Заходите.
Ощущая всем телом невероятное количество близкого металла, Алексей пригнулся и шагнул через порог.
В глаза сразу бросилась необычно широкая, пышущая жаром печь. Чумазый паренёк бросил раздувать мех и настороженно уставился на гостей.
— Проходите, проходите, — раздалось из тёмного угла. — Это Осип, сынишка мой младшенький. — Учу вот ремеслу помаленьку.
Утерев капли с бороды, Лар поставил кувшин.
— Уфф, что-то жарковато сегодня… Ну так что, Олекший, — потянулся за кожаным кисетом на поясе. — Готов твой заказ. Принимай, стало быть, свои горошины.
Растянул горловину и одну за другой выложил на наковальню поблёскивающие шарики.
— Ровно восемнадцать. Как ты и говорил.
Алексей заинтересованно протянул руку и едва не вскрикнул, когда пальцы коснулись серебра. Кожу резанул дикий холод. Так когда-то в детстве сдуру схватил сухой лёд из промышленной упаковки мороженого. Минус семьдесят восемь градусов Цельсия. Потом на всю жизнь запомнил.