Северный ветер
Шрифт:
Сидящая в кресле девушка, заметив, что парень уже не держит в руках кисть, недовольно поджала губы. На миг ее лицо из кукольного стало неприятным, а потом все вернулось в норму. Ирина мягко потянулась, как-то странно улыбнувшись, и переместилась с кресла на постель. Когда Максим открыл глаза, чтобы попытаться прийти в себя, она уже склонилась над ним, пытаясь поймать на себе взгляд зеленых глаз.
– Почему ты остановился?
– голос звучал неприятно, но Максим готов был поклясться, что на многих других мужчин он производил самое что ни на есть неизгладимое впечатление. Именно он и поймал его в капкан при первой встрече несколько месяцев назад. Сейчас же... Голос Ирины казался страшным
– И как я мог на такое попасться?
– подумал Максим с тоской, желая, чтобы эта чертовка с ангельской внешностью, блудница, дура, вобравшая в свою душу всех адовых бесов, исчезла. Навсегда. И почему чтобы осуществить свои мечты нам так часто не хватает сил?
– Устал, - парень резко сел, вспугнув девушку. От неожиданности та чуть не упала на пол, но смогла удержаться.
– Раньше тебя это не волновало. Стареешь?
– Умнею, - художник холодно посмотрел на нее, смерив ничего не выражающим сейчас взглядом ее фигуру, завернутую в тонкую простыню.
– Хватит на сегодня.
Девушка поморщилась, но смолчала. Не смотря на свою наглость и дерзость, она легко поняла, что до края доводить не стоит. Только не в этот раз.
– Как скажешь, Макс.
Теперь же морщиться пришлось художнику, который просто ненавидел это ужасное сокращение его имени. Оно отдавало чем-то гнилым и неприятным. И пусть у Максима крыльев за спиной оказаться никак не могло, слишком грешен был и без мнений ненужных людей, но подобная пошлая грязь его раздражала.
– Нужно успокоиться, - вздохнул он про себя, вставая с после и натягивая свитер на плечи. В доме было прохладно, и он искренне недоумевал, как эта женщина, игриво смотрящая на него, еще не успела подхватить воспаление легких, разгуливая по квартире в тонких платьях и футболках. Где-то в груди горела мысль о том, что когда-нибудь она не выдержит этого холода и сбежит сама. И тогда он уж точно освободится от ее всепоглощающих женских чар.
Подойдя к окну, он погладил по голове Сеньку, примостившуюся на подоконнике, сразу над батареей. Та замурлыкала и продолжила недовольно коситься на Ирину, будто хозяйка развалившуюся на постели. За все эти дни ей так и не удалось кардинально повлиять на художника в отношении нее. Хотя и самому ему уже надоела вся эта мучительная маята, похожая на игру в "кошки-мышки". Кто кого догонял было не понятно, но блондинка, явно по глупости, считала себя ведущей.
За окном было ясно и солнечно: редкий случай, когда Северная столица радует обитателей погожей погодой. Солнце, не скрываемое облаками и тучами, светило сквозь не зашторенные стекла так сильно, будто желало проникнуть в самые дальние и темные углы квартиры. Ему - свободному и гордому небесному светилу, явно было невдомек, как нужно было бы заглянуть не только в дома, но и в души людей.
Снег, льдисто-белый и от того еще более яркий, ловя солнечные блики, резал глаза. На его фоне все казалось ещё более живым и красочным. Создавалось ощущение, что и сам город был выстроен лишь для того, чтобы, сходясь со снегом в одной точке, кружить голову людям.
Взор художника цеплялся за каждую мелочь двора: вот разноцветная детская площадка, полускрытая снегом, вот молодые мамы с колясками укачивают своих чад, вот и хрупкая фигура девушки, играющей со своей собакой.
При виде Нины по сердцу полоснуло кинжалом. Максим захотел отвернуться, забыть о том, что ее видел, но так и не смог отвести взгляд. Так сильно ему сейчас хотелось оказаться там, рядом с ней. Просто смеяться и радоваться жизни, заставляя Марка раз за разом приносить палочку или диск.
Только вот пути к ним уже не было. Или же Максим не догадывался о его существовании, не понимая,
Художник не знал и даже не догадывался о причинах, что отдалили девушку от него. А ведь сколько раз он пытался подойти к ней и спросить об этом сам, убедить ее отвечать, повернуть время вспять! Да только каждый раз она сама уходила или же его утаскивала в сторону Ирина. Нечего, мол, унижаться перед кем попало. А она и не была чужой. Но в один момент Максим просто понял, что и вправду устал за ней бегать. Гордость взяла верх над сердцем и разумом, которые, чисто из упрямства, еще не хотели сдаваться.
Поэтому, каждый раз завидев ее, он пытался успокоить то странное, неизведанное чувство, что поднималось в груди. Оно не было похоже на тягу к Ирине. И если последнее сжигало все на своем пути, то это наоборот росло, крепло и цвело в сердце, смягчая нрав художника.
Смирять самого себя сложно. Трудно было заставить разум не думать о ней, не прикасаться то и дело к подоконнику, на котором она любила сидеть, не вслушиваться в тишину квартиры, пытаясь услышать хоть намек на ее музыку. Максим признавался себе в том, что все это бессмысленно: невозможно заставить сердце не желать ее присутствия в жизни. И все же он не сдавался, вытесняя из рассудка сбежавшую неведомо почему от него девчонку. Но сердце не поддавалось ни на один из его уговоров, оставаясь верным себе.
Позади послышались шорохи и дверной хлопок - это Ирина скользнула в ванную. На несколько минут максим отрывается от окна, срывая с постели простыни и белье. Смотреть на них неприятно, пусть художник и сам учинил этот беспорядок. Глупость и сумасшествие: сходить с ума по девушке, но в какой-то момент понять, что не любишь ее ни одной клеточкой души.
– Знаешь, Сень, - он скупо улыбнулся кошке - Я все больше чувствую себя полнейшим идиотом.
Желтоокая красавица мяукает в ответ. Она уж точно не считает его дураком, да только наперед знает, насколько опасна такая связь. Не та девушка, не те чувства. Сенька видит художника насквозь и совершенно не понимает, что держит его рядом с этой неприятной женщиной. Даже для нее - обладательницы воистину кошачьих страстей, остается загадкой глупая привязанность парня. Может быть, он и вправду сошел с ума?
Затолкнув белье в стиральную машинку, Максим возвращается в комнату, к окну. Спокойствия в душе чуть прибавилось, да только Нины во дворе и след простыл. Нет ни нее, ни Марка. Лишь пара подростков, блуждающих без дела, да свора карапузов, пытающихся выстроить снежный замок.
– Когда же она меня отпустит?
– Разговоры с самим собой до добра не доведут, знаешь ли.
– Догадываюсь, - художник горько усмехнулся, радуясь, что Ирина сейчас не может видеть его лица.
– Тогда прекращай. Незачем попусту сходить с ума, - руки девушки обвили торс парня, ни капли не смущаясь столь тесного положения. Художник поморщился. Эти прикосновения все больше напоминали пытку. И как ей не надоедает эта беспочвенная близость?
– Отпусти, Ир, - он высвободился из теплых рук и повернулся лицом к блондинке, нисколько не озадаченной его поведением. Как и всякая женщина она знала его отношение к ней и ее телу. Но даже теперь не желала отпускать рыбку, когда-то попавшуюся на крючок.
– Раньше тебе это нравилось.
– А теперь нет. Считай, что я устал.
– Ну-ну, - Ирина хмыкнула, подняв руки в провокационно-беззащитном жесте.
– Не будь букой. Лучше сходи в магазин за кофе. Проветрись. Успокойся.