Северный ветер
Шрифт:
– И не рассчитывай.
– Очень жаль тебя.
– Себя пожалей, бездушная тварь, – тихо сказал Хан.
– Ханлейт ланн Кеннир, с тобой приехала запечатанная бумага от Верховного советника ассасинов – и я в жизни ничего туманнее не читал. Эльфы коварны: тебя бросили в Железную Башню, как материал, который предстоит отработать. Твой орден не сделал ничего, чтобы облегчить твою участь, напротив, с тем документом, что у меня сейчас перед глазами, твоя голова представляется шахтой, полной алмазов, не хватает только надписи
Вернулся Коган с бутылью, заполненной молочно-серой жидкостью и изогнутой трубкой. Каратель опустил механизм пониже и поставил емкость на брус сверху.
– Открой рот.
Хан сжал губы и замотал головой.
– Я тебе зубы выну, если не откроешь! – пообещал Коган и снял с пояса знакомый клинок с крючком на конце.
– Убери нож, ты попортишь эльфу лицо! – прикрикнул арий.
– Да, мэтр, – мрачно согласился каратель, стукнул пленника по животу и тут же зажал ему нос.
– Не сопротивляйся, Кеннир, будет только хуже, – прозвучал невозмутимый совет из-за занавески.
Теплая мерзкая жидкость полилась Хану по пищеводу. Он даже и не понял, что это такое. Глотать было нельзя – смесь, попадая в носоглотку, душила и выжимала на глазах слезы, а Коган неумолимо поддерживал голову пленника запрокинутой.
– Пока достаточно.
Стоило карателю отпустить его шею, Ханлейта сразу же вырвало.
– Не эстетично, эльф. Все живые существа одинаковы: привлекательны, когда чисты и здоровы, а стоит нарушить хрупкое равновесие, как наружу выливается вся гадость. Я готов слушать дальше.
– Я же сказал – не рассчитывай, – прохрипел Хан.
– Тогда продолжим.
Сидя в своем убежище, Эверон явственно вздохнул. Возможно, ему надоело или арий просто не выспался, встав в такую рань. Пытка продолжилась, пока не опустела бутыль. Эверон молчал.
– Что дальше, мэтр?
– Принеси воды.
Коган подмигнул своей жертве, оставляя наедине с арием.
– Дальше… Знаешь, что будет дальше? Ты будешь ежедневно ждать моего появления и приказа «довольно», завершающего боль. А затем сравнивать, что неприятнее: мерзнуть на голом металле, висеть под потолком или слышать поворот ключа в замке. Я взываю к твоему здравому смыслу, Ханлейт. Прекратим все это. Что за сфера отправилась в Аверну?
– Я не намерен делать твою работу легче.
– Понятно. Коган, вернемся к вчерашней процедуре, но я выберу символ сам, – обратился Эверон к карателю, занесшему ведро в камеру.
– Отлично, мэтр. Лошадку я натянул на вышивальные пяльцы, она почти высохла.
– Оцелот – эмблема Эрендола. Как считаешь, эльф, ты достоин носить символ своей страны? Ответ – нет, раз ты в Железной башне. Приступай, Коган.
– Один момент! Я прикую ему ноги, мэтр. Не хочу получить по яйцам, как вчера в кадык. Эта сволочь все еще может ударить.
Арий не возражал и не проронил ни
– На твоем лице застыло чувство вины и сожаления, Ханлейт. Не сейчас, а вообще. Ты в чем-то обвиняешь себя настолько сильно, что считаешь пытку заслуженной. Перед кем ты виноват? О чем сожалеешь? Или о ком? О женщине, которая умерла? Она погибла из-за тебя? Архонт любила тебя? Как ее звали? Коган, ты закончил?
– Почти, мэтр. У него что-то с сердцем – я аж пальцами слышу, как стучит. Вот-вот концы отдаст.
– Ты добавил в воду лекарство?
– Конечно, мэтр.
– Полечи его и довольно на этом.
Коган отложил инструменты, взял ведро окровавленными руками и окатил пленника с ног до головы с противоположного конца комнаты. Такого Хан не ожидал: вода резанула по ранам нестерпимой болью. «Она же соленая!» – понял он.
– Громко кричишь, любовь моя, – удовлетворенно шепнул каратель, покидая пыточную.
Чуть заколыхалась черная тряпка, стало легче дышать, – это арий применил свою магию. Зачем? Да какая разница? Ханлейту было очень плохо.
Хан лежал на решетке пола. Цепи с запястий и щиколоток исчезли. Над головой и по стенам пробегали диковинные тени, а прямо в глаза бил свет одинокой свечи, казавшейся неприлично яркой в пустой пыточной. Она была воткнута прямо в металл, а густые потеки воска вокруг говорили о том, что свеча горит давно. По спине лилась кровь и капала в тоннель. Кто-то тихонько всхлипывал. Фиона.
– Перестань, больно.
– Это чистая вода, тебе станет легче.
«Точно, вода», – сообразил Ханлейт, поняв по силуэту на стене, что одержимая макает тряпицу в плошку и выжимает на раны.
– Твой мэтр «лечит», поливая голое мясо солью.
– Это не он, это все Коган. В воде должно было быть лекарство от заразы, а не соль. Но мэтр узнает, я расскажу!
Фиона всхлипнула и утерла рукавом лицо.
– Ты что, плачешь?
– Они испортили тебя! Такие красивые картинки! Мне не поправить.
«Одержимые не умеют плакать», – подумал Ханлейт и тут же забыл об этом. «Я валяюсь перед ней голый». Ну и ладно. Мысли были короткими, как всполохи.
– Дай мне попить.
Девушка протянула фляжку. Вялому от слабости Хану она показалась невероятно тяжелой. А напиток внутри был терпковато-сладким, приятным на вкус.
– Это что?
– Белое вино, разбавленное. Я у мэтра попросила.
– Меня сейчас вырвет. Фиона, что в меня влили?
– Ничего ужасного. Простоквашу. Но Коган мог…