Sex Pistols. Гнев – это энергия: моя жизнь без купюр
Шрифт:
В последующие годы я очень старался добиться того, чтобы из «Вход воспрещен» сделали фильм. У меня была кое-какая поддержка. Я собрал миллион или два, но работа со сценаристами оказалась точкой преткновения, на которой все развалилось. Это были люди, которые хотели переписать все по типу какой-то «Истории жизни Дэвида Кэссиди на VH1»[378]. И начиналось: «Ну, а теперь у нас по сценарию какой-то романтический интерес – в вашей книге об этом мало говорится, давайте что-нибудь придумаем». – «Нет, не будем мы ничего придумывать. Вы расскажете все как есть, и покончим с этим!» И что бы там ни было, что бы я ни делал, я никогда не треплюсь о своих связях. И уж точно
Моей кандидатурой на главную роль был Джастин Тимберлейк. Я подумал: «Это сработает». Потому что Джастин к тому времени уже стал известным, однако в его занятиях музыкой наступил нелегкий период. Он заскучал и начал сниматься в кино, а хороших ролей у него еще не было. Я решил, что эта роль прямо специально для него, такого милого, и пушистого, и немного простоватого в своем отношении к жизни. Я подумал еще, что это стало бы для него настоящим испытанием, примерить на себя роль Джонни Роттена, ну и кроме того, ему уж точно удалось бы спеть песни.
Это началось как шутка в интервью, но потом я стал относиться к этому в высшей степени серьезно. Возможно, с моей стороны это была попытка заполучить журавля с неба, но я подумал: «Если не метить высоко, результатов не дождешься». Однако те, кто готов был взяться тогда за съемки фильма, отказались от этой идеи. Они говорили: «Нет, ну, знаешь, нам стоит использовать кого-нибудь неизвестного». – «Что? Тогда какой в этом смысл?» Они хотели снизить затраты, но тем самым ограничили потенциал. Кому нужен еще один фильм категории В?
До встречи с Джастином дело так и не дошло. Я просто запустил эту штуку в прессу, чтобы посмотреть, в какую сторону подует ветер. Однако даже если бы продюсеры Джастина согласились, я понимал, что наша команда, мои покровители, от этого откажутся. Но такой интересный поворот сюжета!
Я был довольно откровенен, говоря о самой развлекательной танцевальной музыке начала 1990-х. Вокруг творилась куча всякой ерунды. Вернулись команды «чайников»[379] в дурацких шляпах; чуваки в клешах, которые не одолжили бы вам и колышек для палатки на хипповских фестивалях.
Существовала, однако, и другая, андеграундная клубная сцена, где биты были потяжелее и в которой было побольше городской стойкости, – и это мне безумно нравилось. Leftfield[380] я знал через Джона Грея, потому что один парень из этого дуэта, Нил Барнс, работал в игровых центрах, из которых меня выгнали в середине 1970-х. Он иногда приходил на Гюнтер-Гроув вместе с Джоном. Я был в восторге, когда Нил задумал Leftfield, в восторге от музыки, которую они делали. Я познакомился с Полом Дейли, его партнером по группе, и он мне тоже очень понравился. Потребовалось довольно много времени, прежде чем мы придумали что-то вместе, начиная с того самого момента, как они впервые вручили мне кассету и сказали: «Возможно, ты мог бы помочь нам здесь со словами». Постепенно они обрели вес на британской танцевальной сцене, а в то время в этих кругах почти не было записей с голосом. И вот так пришел я.
Что мне нравилось во всей этой рейвовой танцевальной сцене, так это то, что там отсутствовали предубеждения, расовые и культурные. Никто никого не осуждал. Казалось бы, рейв возник из ничего. Он просто замечательно создал себя сам и отлично смешался с панком. Мне очень хотелось наблюдать за тем, как это развивается, но, конечно, не вливаться в него и не копировать, в чем состояла одна из моих самых больших проблем с этой сценой. Я все время говорил
Как я уже говорил, это была вселенная музыки, состоявшая только из битов и прочего, но без вокала, потому что певцам было почти невозможно вписаться в жесткость темпа. Что ж, мы нашли способ. Очень хороший и очень естественный способ. Когда я понял, что готов, я позвонил ребятам, а потом пришел к ним, и мы закончили все за одну ночь. Фантастика. С моей стороны, надо сказать, было много беспокойства, потому что я не хотел связывать себя обязательствами и в итоге сотворить полную хуйню. Ребята справедливо заметили: «Нет, не волнуйся, если это окажется вздором, Джон, мы не будем его использовать». Как ни странно, но эти слова никогда не утешают.
И вот так появился «Burn, Hollywood, Burn»[381], или, согласно официальному названию, «Open Up»[382]. Он был выпущен в ноябре 1993 г. – на той же неделе, когда холмы Голливуда фактически оказались в огне! И мне пришлось разбираться с американской прессой, которая начала: «Как вы смеете пытаться наживаться на стихийном бедствии?» Ух! И это музыкальные журналисты, которые предположительно должны быть в курсе дела, но почему-то упускают из вида тот факт, сколько времени записывается пластинка, прежде чем она наконец выходит. Это было безумно и извращенно – невежественные уебки вынесли приговор.
Дело в том, что именно этот пожар пришел прямо с холмов. К тому времени у меня был дом в Малибу, на побережье, и пожар полыхал неподалеку от главных ворот. Мы с Норой думали: «Что паковать? Что нам нужно?» Нам всем сказали в полиции, что мы слишком долго тянули и теперь срочно должны уехать, поэтому мы решили: «Давай просто сядем в машину и поедем». Мы отправились в другой дом и стали ждать новостей, чтобы узнать, что происходит, – потеряли ли мы все.
Удивительно, какая энергетика возникает в таких ситуациях, почти как: «Ну, ладно, пусть все пропало, но мы не потеряли друг друга». Это такая приносящая внутреннее удовлетворение, причудливая, странная эмоция, когда ты понимаешь, что такие вещи, как собственность и личные коллекции, в конечном счете не имеют значения. Если вы столкнулись с катастрофической ситуацией, то «сначала женщины и дети», не так ли? Ни в коем случае не выбрасывайте свои вещи, не продавайте их или что-то в этом роде, потому что вы об этом пожалеете. Но когда вы стоите перед выбором того, что реально важно, это совсем другое дело. Тут скрывается какая-то загадка, и я знаю, что на эту тему у меня в голове вертится песня. Скоро будет написана.
Помимо пожаров, в Лос-Анджелесе накануне происходили еще и массовые беспорядки, связанные с делом Родни Кинга[383], и народ здесь, в Калифорнии, не испытывал пламенных восторгов от того, что снова подняли горячую тему Лос-Анджелеса. Люди не выказывали мне особой признательности за написание песни, в которой рассказывается о целой серии катастрофических событий. Они этого не понимали. Я бы не сказал, что все это связано с какими-то моими экстрасенсорными способностями; скорее, мне кажется, что я держу руку на пульсе неотвратимости – раз за разом. Нужно быть глухим, немым и слепым, чтобы не видеть, как это происходит. Я думаю, проблема в том, что большинство людей в этом мире на самом деле глухие, немые и слепые. Мало кто готов посмотреть в лицо реальности – уж точно не мейнстримовые массы, и очень немногие из музыкальных групп. В действительности всякий раз, когда они хотят быть реалистами, они просто прыгают на благотворительную подножку, в стиле резонансных дел.