Sex Pistols. Гнев – это энергия: моя жизнь без купюр
Шрифт:
Мы с Норой не из тех, кто приспособлен к «счастливой семейной жизни в окружении милых деток». Дети – это здорово, пока они не твои собственные. Возможно, я испытывал бы иные чувства, будь у нас свои дети, но есть определенные причины, по которым этого не произошло. Так что теперь мы уверены: «Мы – дети друг друга, и хватит с нас». Хотя, должен сказать, мы оба любим, когда рядом есть дети. И я всемирно известен тем, что устраиваю лучшие детские праздники. Я это обожаю.
Каждый раз, вплоть до настоящего времени, я наряжаюсь по такому случаю, даже если это праздник где-то по соседству. Мне пятьдесят восемь лет, а я покупаю коробку лего и заполняю наш двор детьми. И я буду валяться с ними в грязи или в траве, я буду играть – мне это нравится.
Я могу одеться во что угодно, но только не так, чтобы напугать ребенка. Ни в коем случае не призраком, скажем. Не хочу знакомить детей со страхом. Мне хочется, чтобы они поняли, что это комедия. Весь тот мир людей, которые учат своих детей бояться темноты, во многом моя противоположность. Объятия темноты – лучшее место для сна. Нет никаких призраков, есть только люди – остерегайтесь их.
Того же подхода мы с Норой придерживаемся в отношении домашних животных – у нас никогда их не будет, потому что это связывает обязательствами и означает, что ты не можешь путешествовать, не можешь погрузить вещи и сорваться с места, когда тебе необходимо сменить обстановку. Мы – цыгане, но не таскаем за собой проклятый караван.
И ведем далеко не праздный образ жизни. Просто это один из способов никогда не привыкать к своему окружению, поскольку иначе оно становится неинтересным и слишком напоминающим тюрьму. Это не имеет никакого отношения к деньгам – в самом деле, потому что Нора очень хорошо умеет покупать дешевые авиабилеты. Одна из самых замечательных черт Норы: она не позволяет мне сорить деньгами. «Зачем платить за это столько, если можно получить дешевле?» Абсолютная дисциплина, но полное взаимное уважение.
Иногда, когда все вокруг достало, мы уходим далеко в океан на нашей лодке до тех пор, пока земля не пропадает из вида, а потом играем с GPS и благополучно находим безопасную гавань. Двигатели глохнут, и мы смотрим друг на друга – кто последним заправлял бензин?
Вы должны, конечно, понимать, что посреди такого «безоблачного» счастья случаются и смерти членов семьи – не только моей, но и Норы, – и нам приходится иметь дело со всей этой болью.
Отец Норы после войны руководил в Германии газетой под названием Der Tagesspiegel. Для многих людей, которые родились в богатой семье, существует одна сложная штука, и чем раньше ее поймешь, тем лучше. Наличие капитала не обязательно означает, что какая-то часть этих денег в ближайшее время достанется тебе или вообще когда-нибудь достанется. На самом деле, как правило, чем богаче родитель, особенно отец, тем более диктаторскими и злобными замашками он обладает. Если ты не ходишь по струнке, на тебя обрушатся всякие беды. Настоящее серьезное угнетение, от которого можно только сбежать прочь, что и сделала Нора. В высшей степени забавно просто помахать всему этому ручкой и сказать: «Да пошло оно все на хуй, у меня будет своя жизнь». Так она и поступила, уехав в Англию.
Отец заставил Нору и остальных членов семьи – ее мать и сестру – пройти через ад. Он был очень конфликтным, резким парнем – маленький фюрер. На мой взгляд, это человек, который реально не усвоил уроки Второй мировой войны, поскольку думал, что может управлять газетой так же, как нацисты управляли страной до 1945 г. Его окружали люди с большими деньгами, и благодаря своим политическим интересам он был связан с теми, кого, по моему мнению, можно назвать коррумпированными.
Ее отец меня ненавидел. Он читал бульварную чепуху, но как журналисту ему бы следовало понимать, что в это нельзя верить. У нас не было никаких контактов, мы никогда с ним не разговаривали, даже не предпринимали подобных попыток и просто оставили все как есть. В любом другом случае эта ситуация могла бы вызвать проблемы или разрыв между мной и Норой, но к тому моменту наша связь была настолько крепкой, что все эти вещи воспринимались нами как глупый акт безразличия.
Ходят слухи, что Нора унаследовала невообразимые деньги. Неправда, сложно вообще представить себе подобное. В средствах массовой информации ее обычно описывают как «богатую
Однако если бы Нора успела вовремя упаковать чемодан, мы могли бы оказаться на рейсе 103 авиакомпании Pan American, который взорвался в небе над Локерби 21 декабря 1988 г. За час до отъезда в аэропорт мы еще не закончили собирать вещи, поэтому отменили полет, забронировали билеты на следующий день и легли спать, потому что всю ночь не спали, пытаясь сложить чемоданы. В тот день мы решили не отвечать на чертов телефон – слишком устали от бессонной ночи и сборов. К тому времени, когда мы все-таки подошли к телефону и проверили автоответчик, он оказался переполнен – о боже! – семья и друзья решили, что мы улетели тем рейсом.
Какой это шок – узнать, что мы были всего в нескольких минутах от неправильного решения. Нас бы разнесло вдребезги, и за что? Какой смысл или цель заключается в уничтожении другого человека? Мой взгляд на терроризм довольно холодный: если они собирались дойти до такой крайности, не сажайте их в тюрьму, даруйте им смерть, которую они так желали другим. И не тратьте сами на это время, просто протолкните их в начало очереди друзей и родственников, встречавших тот рейс. Такая дикость и яд, это необъяснимо.
Первым, с кем я поговорил, был мой брат Мартин из Америки, который должен был встретить нас там. Он бормотал: «О боже, слава богу!» – «Зачем ты меня разбудил?» Именно после этого я принялся прослушивать сообщения. Потом я позвонил отцу, разбудив его, и он был очень благодарен, потому что это было ужасно, а потом – и всем моим братьям и друзьям. Следующие два дня мы потратили, чтобы всех обзвонить и извиниться за то, что мы никому не сказали, что поменяли рейс, и нас не разнесло в пух и прах. Урок, который я извлек из этого, – все время рассказывайте всем, что вы делаете, садитесь вы в самолет или нет, сообщайте друзьям и родным о своих передвижениях, потому что иначе это чертовски безответственно – только представьте боль, которую вы можете причинить людям. Лучше, чтобы они были в чем-то уверены, а не позволяли буйствовать воображению.
Когда мы узнали обо всем этом, мы так перенервничали, что сдали билеты и взяли их в другой авиакомпании. Мы ни за что больше не полетим Pan American куда-либо или когда-либо снова. А в те дни мы часто пользовались Pan American. Ну и, конечно, появившиеся вскоре в прессе слухи вовсе не шли на пользу авиакомпании: писали, что Pan American тайно перевозила американских шпионов, ЦРУ и отряды убийц, работавших на американское правительство. Все это вызывало единственную реакцию: «О боже!» Мир этот создан не нами, но, к сожалению, всем нам приходится в нем жить. Мстительные, злобные политические взгляды меньшинства. Я очень, очень опасаюсь экстремистских политических или религиозных организаций; это самые глупые и опасные люди в мире.
В конечном счете мы все находимся во власти случая, и рано или поздно ваша удача иссякнет, будь то смертельная болезнь, или ситуация с авиакатастрофой, или что-то еще. Или, может быть, ты просто исчерпаешь запас сил и дашь дуба. Но пока ваше время не пришло, наслаждайтесь жизнью по полной. Все проблемы, которые выпали нам с Норой, – всего лишь проблемы, ничто не может забрать солнце.
Мы самые близкие люди, каких я только могу себе представить. Это невозможно выразить словами. Одна из тех ситуаций, которые очень трудно описать. Я пробовал это сделать в песнях, например, в «Grave Ride» из Psycho’s Path: я использовал общий фон той ужасной боснийской войны, чтобы объяснить свою связь с Норой и то, как реальность войны, бедствия, разделяющего нас, оказалась бы для меня непоправимо разрушительной. Я не знаю, действительно ли это величайшая из когда-либо написанных вещей, но это песня, заставляющая меня плакать, и мне даже не хочется пытаться исполнить ее вживую, потому что я понимаю, что это реально больно.