Sex Pistols. Гнев – это энергия: моя жизнь без купюр
Шрифт:
Мы хотели расширить сферу нашей деятельности и работать с творческими людьми в других областях. Первым шагом в этом направлении стало обращение к Деннису Моррису, который занимался не только фотографией, но и искусством, с просьбой о сотрудничестве в разработке логотипа PiL. Я почерпнул вдохновение в логотипе химической компании ICI, и в итоге мы сделали лого похожим на таблетку аспирина, что довольно забавно. Это было нечто, что я запомнил в детстве, проходя мимо здания ICI в лондонском районе Миллбанк – на фасаде этого здания висел большой круглый логотип. Меня всегда это поражало – сила и мощь, стоявшие за холодными корпоративными образами. Нечто новенькое для борцов за свободу, не так ли?
У Virgin были прерогативы первыми подписать
И только после подписания соглашения с PiL я узнал, что на самом деле Virgin тоже этого хотели. Ну, может, хотеть они хотели, только я дал им то, что им, по моему мнению, было нужно, и в итоге нельзя сказать, что они оказались обделены хитами.
Мы подписали контракт на восемь альбомов и получили аванс в семьдесят пять тысяч. Из-за судебного дела с той стороной росли судебные издержки, и это влекло за собой всевозможные бухгалтерские и налоговые счета, так что в финансовом отношении я плавно двигался в сторону весьма печального будущего. Но мы оказались сильнее. Стоял вопрос о том, чтобы хоть как-то продержаться. Мы пытались двигаться вперед и делали это по возможности весело и без особых затрат. Создавая вместе с Брайаном Карром компанию, я настоял на том, чтобы все получали еженедельную зарплату. Я просто подумал, что это правильно. Большинство групп этого не делают, потому что это большая экономическая нагрузка. Я решил, что так мы будем крепче держаться вместе. Ты работаешь, и у тебя есть деньги в кармане. Не думаю, что стоит повторять то, что было с «Пистолз», – пытаться свести концы с концами на 20 фунтов за концерт.
Однако прежде чем мы двинулись дальше, мне надо было слетать в Америку, чтобы заключить сделку с моим новым приятелем Бобом Регером из «Уорнер Бразерс». Я поинтересовался, могу ли взять кого-нибудь с собой, и они слегка удивились, когда я объявился там с мамой. Она всегда хотела побывать в Америке – мама была очень больна, а когда кто-нибудь болен, я – доктор Джон. Для меня это норма – я вырос таким из-за необходимости заботиться о братьях.
Маме нужна была передышка от всего того, что на нее навалилось в связи с диагнозом «рак желудка». Врачи тогда пичкали ее всякими ужасными лекарствами, вроде снотворных. Это заставляло ее натыкаться на стены и прочее. Они хотели как лучше, хотели отвлечь ее от ситуации, но в результате мама чувствовала себя потерянной, поэтому я вытащил ее из всего этого, и она отлично провела время.
Я занял деньги, чтобы отвезти маму в Канаду и навестить там ее сестру в Торонто. Так что поездка стала отчасти семейной, и это было очень важно. Я тоже многое от этого выиграл – мне необходимо было вновь отыскать свои корни, прежде чем сгореть, погрязнув в чудесном мире эгоизма и пустоты поп-звезды, ну или позора – назовите это как угодно. Ты можешь запросто заблудиться в этом мире и забыть, кто ты есть на самом деле и ради чего все это делаешь. Яркий свет вспышек фотокамер может затмить реальность, и ты уже как ослепленный светом фар олень. Будучи окруженным прессой, очень легко влюбиться во всю эту шумиху и думать о себе как о более важном и значимом, чем ты есть на самом деле.
Так что поездка была действительно необходимой – я даже сам не понимал насколько, – причем для нас обоих.
Левен
Кит очень злобный человек, к которому сложно относиться с пониманием – а если называть вещи своими именами, попросту терпеть – достаточно долго. Боже, я, по всей вероятности, милейший человек, потому что мне это удавалось. Бывали ситуации, когда Уоббл хотел его убить. Просто убить. Прикончить. Разорвать на части.
Кит был очень умен и постоянно ставил перед собой сложные задачи, что всегда меня впечатляло. Он вечно возился с какой-нибудь штукой, чтобы попытаться продвинуться и стать полезным. Чего я не сознавал, так это того, что Кит совсем не вырос с тех пор, как я впервые его встретил. Он выражал себя каким-то трусливо-язвительным способом: саркастические замечания, комментарии вполголоса, кислое лицо – словно специально выставляя себя неловким и неудобным в приятной дружеской обстановке. Кит приходил и садился посреди комнаты, старался, чтобы всем было не по себе. Эдакое ребячество – стремление обратить на себя внимание. И настоящее несчастье, ведь все, чего ему удавалось добиться, – насмешки и глумление.
Если говорить откровенно, типа между мной, вами, да и всеми, кто был в то время рядом, мальчик на самом деле употреблял героин. Он был отравлен химией, или у него в мозгах какой химический дисбаланс случился, но только в результате эта крысиная задница, рычащий, презрительный мудак, становился в высшей степени невыносимым. Иначе я не могу объяснить тот факт, что время от времени он вел себя словно избалованный ребенок.
Он жил в задней части первого этажа дома на Гюнтер-Гроув, в своей типичной провокативной крысиной манере – все за просто так, без арендной платы, и ни тебе хоть намека на «спасибо». Кит не контролировал себя, но это не означало, что мы должны были с этим мириться и терпеть. Какое-то убогое уродство. И Уобблу было что сказать. Как только он понял, в чем проблема Кита, то не оставлял его в покое. В общем, все были далеко не ангелами.
Мне приходилось постоянно находиться внутри этого конфликта, причем до такой степени, что я упустил из виду неловкость, возникшую между Джимом Уокером и Уобблом, и это повлекло за собой еще одну сложную ситуацию в коллективе – Джим Уокер решил, что над ним издеваются. Все шло совсем не так, как я предполагал, – в идеале все должны были ценить друг друга.
Так что из огня да прямо в полымя. Я собрал всех этих людей и вроде как оставил без лидера. Я думал: «Народ сам все уладит», но, к сожалению, в реальной жизни происходит иначе. В какой-то момент ты должен встать и сказать: «Прекратите!» Потом определяются позиции, и, как правило, в итоге пути расходятся. Очень похоже на то, что было со мной в юности, когда мне приходилось иметь дело с детьми из детского сада или младшими братьями.
Поначалу все эти взрывы гнева прекрасным образом выплескивались в песни. За счет личных вендетт и враждебности процветало творчество – так же, как и в моем первом опыте с «Пистолз»! Но ведь я-то хотел, чтобы все было не так. Однако не в моих силах это изменить. Когда люди по-настоящему, реально обижают друг друга, это необходимо прекращать. Это просто вопрос экономии времени. Плюс в процессе всей этой ситуации за мной постоянно подслеживала звукозаписывающая компания, говоря: «Ты должен избавиться от бла-бла-бла… Бла-бла тебе не подходит… Ты должен работать с…» – «Нет, я хочу остаться со своими друзьями и посмотреть, сможем ли мы с этим справиться, и я не желаю, чтобы какой-нибудь лейбл вынуждал меня волей-неволей избавляться от людей, не давая возможности самому разобраться на своей территории». Ух! Суровые, тяжкие времена.