Сейф дьявола
Шрифт:
— Если мы будем выжидать, то можем опоздать. Нам уже сейчас нужно что-то делать.
— Но Калаховы завтра уезжают в Марокко, в Сале. Удивляюсь, что у него появилось желание отправиться в отпуск, когда речь идет о его жизни. Он едет с Графф и Беером.
— Сале… — улыбнулся генерал и весело посмотрел на полковника. — В семнадцатом веке Сале являлся центром морских разбойников и пиратов, потом стал столицей легендарных корсаров, которые проникали отсюда на своих легких и быстрых челнах даже в провансальские, а иногда и английские воды. Ты этих лекций по истории уже не помнишь?
— Да помню, но при чем здесь история? — удивился полковник
— Наша работа иногда тоже требует определенной дозы фантазии, — сказал он, остановившись посреди комнаты, и хитро улыбнулся: — А что, если и нам использовать Сале для нападения на Гордана?
— Для какого нападения? Вы же знаете, сколько времени потребовалось Тринадцатому, чтобы обжиться, начать работать, знаете, какие трудности нам пришлось преодолеть, чтобы дать ему доступ к источнику информации. Стоит ли этого Калах? — спросил полковник. — Столько хлопот с ним! И не только нам, но и его жене, друзьям, родственникам. Я теперь был бы рад, если б он отправился на Аляску, чтобы наконец развеялись его иллюзии о богатой, великодушной Англии.
— Я тоже, но сейчас, мне кажется, речь идет о большем. Иначе мне непонятно, почему Гордан дал Бееру инструкции в случае неожиданных обстоятельств прибегнуть к помощи капитана Атая, резидента британской разведки в Рабате. Мне кажется, и сам Гордан ожидает появления каких-то трудностей.
— Может, он подозревает Тринадцатого, который подсунул Калах у негал? Доктор уже привык к действию лекарства, стал сам его искать, и в результате его здоровье значительно улучшилось.
— Гордан — хитрая лиса, — хмуро произнес генерал и вернулся к столу. — Таких, ни перед чем не останавливающихся людей, как он, мало. Есть что-нибудь новое насчет Боркина?
— С Боркиным все выяснилось, — неожиданно засмеялся полковник, взял в руки несколько листков бумаги, приложенных к документам, и с выражением прочитал: — «На аэродроме царило хмурое утро. Где-то вдали тонко посвистывала какая-то птица. Одинокая фигура высокого, слегка сутулого мужчины медленно двигалась по бесконечному пространству. Длинная бледная тень делала ее erne более живописной и одинокой. Это был космонавт капитан Боркин.
Полгода назад телеэкраны всего мира были заполнены его изображением. Он являлся командиром самой крупной в истории космической экспедиции, которая после почти семилетнего полета снова возвратилась на Землю…» — Полковник отложил листки и добавил: — Фантастический роман «Восстание землян». Михал Калах… Мы совсем забыли о том, что доктор писал романы…
— Фантастический роман, — повторил генерал и вдруг снова весело рассмеялся: — Вот это номер! А мы уже месяц разыскиваем этого Боркина.
— А каким ударом это будет для Гордана! Он еще ничего не знает.
— Хотя только благодаря этому своему герою Калах и остался жив. Как только Гордан поймет, что никакого Боркина нет и не было, он тут же ликвидирует доктора.
— Может случиться и так, — согласился полковник.
— Мне кое-что пришло в голову, — сказал наконец генерал и разложил на столе карту Северной Африки. Несколько минут он внимательно ее рассматривал, а потом плавным кольцом соединил три города: Медиа-пляж, Кенитра, Рабат.
За последние годы в Марокко многое изменилось, и там было на что посмотреть. Кларин Графф вместе с Миркой Калаховой каждый день совершали прогулки в громадном «роллс-ройсе», уделяя одинаковое
Двадцатого июля шины «роллс-ройса» зашелестели по асфальту около девяти часов утра. Серебристая машина проскользнула по узким улочкам старого города, проехала мимо Касбы, старой мечети Хасана и минарета и остановилась у входа на рынок. Обе женщины вышли. Кларин раздала нищим детям горсть монет, а потом поманила местного жителя и дала ему возможность подзаработать. Широко расставив ноги, он встал у их машины и стал отгонять назойливых прохожих, желавших поближе познакомиться с дорогим автомобилем.
— Пойдем, Мирка, — позвала Кларин и взяла подругу под руку.
С замиранием сердца вступили они в лабиринт узких кривых улочек. Здесь царил приятный полумрак. От жаркого солнца прохожих защищали сверху тростниковые циновки. Улочки были переполнены людьми, им не мешал гул рынка, шелест шагов и шум приглушенных голосов. Калаховой казалось, что она попала в какой-то нереальный мир, в мир мечты и сказки. Она сразу забыла обо всем, что ее угнетало и мучило, отбросила прочь все свои заботы. Она была благодарна Кларин, что та привезла ее сюда, дав возможность хотя бы ненадолго вырваться из обстановки постоянного нервного напряжения.
Мирке совершенно не нравился Михал. С первой же минуты после возвращения из клиники профессора Симора она стала его убеждать, что нужно вернуться в Чехословакию, но он был как помешанный и даже слышать об этом не хотел. Она давала ему читать письма из дому: знакомые и родственники умоляли его вернуться, уверяли, что бояться не следует: работу в институте он не потерял. В ответ Михал только презрительно усмехался и шел к Бееру советоваться относительно своих планов. Калах с увлечением говорил о новом проекте исследований, а Беер, как некогда в Праге, внимательно слушал и расточал доктору комплименты. Он опять запел старую песню о научно-исследовательском институте, который упадет с неба, о вилле в Найтсбридже, о клинике, которую откроет сэр Роблин. Калахова не верила ни одному его слову и чувствовала себя несчастной.
Но сейчас ее захватил поток людей, который то подталкивал обеих женщин к лавчонкам, то относил к крошечным кафе. Они остановились у одного из бесчисленных магазинчиков, где продавались изделия из кожи. Повсюду, насколько хватало глаз, висели я стояли сумки всех видов, цветов и форм — большие, маленькие, квадратные, овальные, инкрустированные, сшитые из разноцветной кожи, со вставками из кожи антилопы с шерстью, вышитые с большим вкусом и необычайным чувством гармонии и красоты. Их объединяло одно — тонкая, совершенная работа.
По стенам магазинчика были развешаны большие плоские кожи, которые марокканцы используют вместо портфелей и носят через плечо на шерстяном шнуре под верхней одеждой. Были здесь и прекрасные кожаные пуфы всех цветов, и всевозможные предметы, предназначенные для туристов из Европы, — целые горы бумажников, кожаных портсигаров, футляров для визитных карточек, бюваров.
— Выбери себе, что хочешь, Мирка, — предложила Кларин, рассматривая сумки. — Это будет на память от меня, как воспоминание о Рабате, — добавила она, но Калахова медлила: ей было стыдно, что она опять без денег и что у нее — в который уж раз! — осталось всего несколько фунтов и она целиком зависит от оказываемого ей Кларин гостеприимства.