Сезанн. Жизнь

Данчев Алекс

Рукой истинного мастера написано и другое предложенное Сезанном полотно: «Портрет художника Ашиля Амперера» (цв. ил. 23), самая дерзкая вещь, когда-либо выходившая из его мастерской.

Друг Сезанна Амперер был карликом с непропорциональным туловищем, кривыми ногами, подвижными руками, миниатюрными кистями и стопами. Все это совершенно не соответствовало голове – вандейковской голове с мушкетерской шевелюрой, рыжими усами, концы которых закручивались то вверх, то вниз, и с бородкой в стиле Людовика XIII. Большие глаза были озерами печали и болезненных грез. Амперер мечтал о славе. Он тоже стремился попасть в «Салон Бугеро». И, кроме того, рассчитывал заручиться поддержкой Виктора Гюго. «Пойду к великому Виктору, – как-то объявил он, – покажу свои работы и попрошу отобрать две для Салона. ‹…› Встретиться с исполином не страшно – я явлюсь к нему в слезах, но твердой поступью» {336} . Однако не сбылось. Великий Виктор и малорослый Ашиль не встретились. Мания величия в сочетании с ущербностью особенно болезненна, не говоря о прочих неблагоприятных обстоятельствах. Неукротимый Амперер познал страдания. Его удручала бедность: всю жизнь он был почти нищим. Ходили слухи, что он умудрялся жить на пятнадцать сантимов в день.

336

Rewald. Achille Emperaire… // Studies in Impressionism. P. 60.

Сезанну

он всегда нравился. Амперер был tr`es fort [43] – высокая похвала. Как вспоминал Гаске, Сезанн даже говорил, что в нем есть нечто от Френхофера. Не раз в музеях им случалось спорить об искусстве и художниках. «Не было такого, чего бы Амперер не знал о венецианском искусстве», – восхищенно рассказывал Сезанн Эмилю Бернару {337} . Когда Сезанн попробовал запечатлеть Амперера на бумаге, воображение художника увлекла голова. На двух монументальных рисунках углем только она и изображена; Амперер как будто в полудреме или погружен в созерцание {338} . Высота портрета шесть футов [больше 180 сантиметров] – явно больше натуральной величины; такие же размеры у портрета отца Сезанна, читающего «Эвенман», и то же кресло, с которого отец как будто только что поднялся. Так что Амперер во всех смыслах восседает на его троне. Сезанну, бесспорно, нравилось, что созданный образ противоречит представлению о величественности. Название «АШИЛЬ АМПЕРЕР, ЖИВОПИСЕЦ» крупными красными буквами начертано над троном; быть может, это дань Тинторетто, у которого поверху автопортрета проходит надпись: IACOBUS TENTORETUS PICTOR VEN(E)TI(AN)US. В глазах Сезанна он был, возможно, величайшим из венецианских художников {339} .

43

Здесь: одарен (фр.).

337

Gasquet. C'ezanne. P. 73; Bernard. Souvenirs… // Conversations avec C'ezanne. P. 68.

338

C 229 (Художественный музей, Базель) и C 230 (Кабинет рисунков Лувра, Париж). Рисунки воспроизведены также в Каталоге выставки Сезанна в галерее Тейт (Cachin, et al. C'ezanne. Cat. 20, 21). Портрет – R 139.

339

Автопортрет Тинторетто был (и по-прежнему находится) в Лувре. Ср.: Сonversations avec C'ezanne. P. 138; Сезанн – Бернару, 23 декабря 1904 г. C'ezanne. Correspondance. P. 385. Более раннее письмо было подписано «Pictor P. C'ezanne» [ «Художник П. Сезанн» (лат. и фр.)] (p. 379).

Амперер изображен сразу после омовения. (Некоторые насмешники рассказывали, что он совершает утренний туалет, водрузившись на комод.) На нем синий халат, который, распахнувшись, приоткрывает неказистые бледно-сиреневые панталоны. Удлиненные ступни опираются на подобие скамейки для ног – на самом деле это грелка; без нее ноги просто болтались бы. Костлявые кисти рук – продолговатые, пальцы – как зубья гребня. Несколько укрупненная голова, по словам Бернара, красива и выразительна; взгляд задумчивый, возможно, с тенью мечтательности. Облик спокойный, но болезненный; величественный, но ранимый.

Членам жюри Салона картина, должно быть, показалась пародией на «Портрет Наполеона I на императорском троне» (1806) кисти Энгра, известный также как «Император Наполеон, покровитель искусств». И снова – ассоциативность, связанная со смертью. Энгра не стало в 1867 году. В Школе изящных искусств тут же организовали огромную мемориальную выставку. У Сезанна появилась возможность вновь увидеть вблизи «Юпитера и Фетиду» – полотно, доставленное из Экса и некогда побудившее его подписать настенную роспись «Времена года» в Жа-де-Буффане: «Энгр, 1811»; «Наполеон на императорском троне» также экспонировался. В то время любой намек на Наполеона-лилипута, Наполеона-карлика и даже просто на низкорослость неизбежно трактовался как выпад против правившего императора Наполеона. Многие еще помнили карикатуру «Наполеон малый и Наполеон великий», с дядей-колоссом и племянником – его миниатюрным двойником. Под карикатурой была подпись «La Grenouille et le boeuf» – по названию басни Лафонтена о лягушке и быке, в которой лягушка попыталась раздуться до размеров быка и лопнула. Великий Виктор написал тогда памфлет против императора «Наполеон малый» («Napol'eon le petit»), в заключительной части которого были такие слова: «Он навсегда останется пигмеем, тиранившим великий народ, ночным убийцей свободы. Весь внутренний склад этого субъекта никак не согласуется с величием ни в чем, даже в подлости. В качестве диктатора он смешон, а выступи он в роли императора – получится сущая карикатура». Членов сената Гюго презрительно изображает в своем стихотворении «мандаринами китайскими, преклоненными пред варваром» {340} . Китайские мандарины Салона вынесли свой вердикт. «АШИЛЬ АМПЕРЕР, ЖИВОПИСЕЦ» – воплощение лягушки. Заявка Сезанна, разумеется, была отклонена.

340

См.: Athanassoglou-Kallmyer. C'ezanne. P. 84–85. Сезанн, безусловно, был знаком с выходившими в этот период антиимперскими и сатирическими изданиями – как «La Lanterne» и «Le Galoubet». Цит. по: Гюго В. Собр. соч.: В 15 т. М., 1954. Т. 5. См.: Сезанн – Косту [июль и ноябрь 1868 г.]. C'ezanne. Correspondance. P. 168, 170.

Портрет Ашиля Амперера. 1869–1870

Портрет Амперера был во всех отношениях дерзким, если не сказать вызывающим произведением. Жизнь картины сродни аллегории жизни художника – земной или потусторонней (а заодно и воздаяние позировавшему, ведь осуществить мечты ему так и не удалось: он закончил свои дни, продавая порнографические эстампы студентам в Эксе). После представления в Салон портрет на некоторое время теряется из виду. Сезанн передал его

папаше Танги, а тот упрятал подальше в подсобку из опасения, что художнику взбредет в голову уничтожить полотно, как уже не раз случалось – в том числе, вероятно, с лежащей обнаженной. Молодой Эмиль Бернар обнаружил его «под кипой весьма посредственных холстов» ближе к концу 1880-х годов. Он был изумлен: такого Сезанна ему еще не приходилось видеть. Танги утверждал, что художник связывал с этой вещью какие-то планы {341} . Через несколько лет, когда Танги оказался на мели, Бернар убедил своего друга Эжена Боша купить картину. Бош был бельгийский художник, член авангардистской группы «Двадцатка» – «Les XX». По настоянию Бернара он приобрел полотно за 800 франков в 1892 году. После смерти Сезанна оно было выставлено во время ретроспективы, в 1907-м. Через год Бош решил расстаться с холстом и предложил его галерее Бернхейм-Жёна в Париже за 30 000 франков. Запрашиваемая цена оказалась слишком высока; сделка не состоялась. Выждав два года, он повторил попытку. В галерее дали такой ответ: «Мы были бы рады всерьез озаботиться продажей вашего масштабного „Портрета Амперера“, выполненного Сезанном, но для столь „сложной“ работы – возможно, самой „сложной“ из всего, что написал Сезанн, обозначенная вами цена, 50 000 франков, представляется нам чрезмерной. Напомним, что два года назад вы просили 30 000 франков. Тогда и эта цена казалась слишком высокой. Сегодня она реальна. Почему бы к ней не вернуться?» Через двенадцать дней портрет приобрел за 45 000 щедрый Огюст Пеллерен – к большой радости сестры Боша, которая написала брату: «От души поздравляю с продажей ужасного месье Амперера! Этот отталкивающий субъект нервировал меня в твоей мастерской» {342} .

341

Bernard. Souvenirs… // Conversations avec C'ezanne. P. 68–69; Bernard. Julien Tanguy // Mercure de France. P. 609.

342

Rewald. The Paintings. 139.

В 1964 году дочь и внучка Пеллерена передали портрет галерее Жё де Пом в Париже. Теперь он находится в музее Орсэ. Познав отвращение, презрение, тернии и восхищение, в ходе столетия лягушка обзавелась короной.

Последнее слово осталось за художником, а не за жюри. 20 марта 1870 года в вестибюле Дворца промышленности Сезанн беседовал со Стоком, популярным карикатуристом, готовившим материал для еженедельного «Альбома Стока» (цв. ил. 24). На его карикатуре художник изображен в революционном колпаке, с якобинской серьгой; он потрясал палитрой и длинной, напоминающей пику шляпной булавкой. Вместо подвески на серьге болталась вариация лежащей обнаженной с выпяченным животом, острыми, как пики гор, старушечьими суставами и «лягушачьими» ступнями. Косматый революционер потрясал над головой узнаваемым изображением Амперера. А о таком сопроводительном тексте Сезанн и не мечтал:

Художники и критики, оказавшиеся во Дворце промышленности 20 марта, в последний день подачи работ, запомнят овацию, устроенную двум произведениям нового толка. Отныне Курбе, Мане, Моне и все вы, орудующие мастихином, кистью, веником и всем, чем угодно, знайте: вас обошли!

Имею честь представить вам нового мэтра: месье Сезанн. Он прибыл к нам из Экс-ан-Прованса. Это художник-реалист, причем убежденный. Послушайте, что он мне сказал с сильным провансальским акцентом: «Да, мой дорогой месье Сток, я пишу то, что вижу и чувствую, – а чувства у меня развиты необычайно. Другие тоже видят и чувствуют, как я, но не смеют дерзать. И создают салонную живопись. Что до меня, месье Сток, то я смею! Мне хватает смелости защищать свои убеждения – хорошо смеется тот, кто смеется последним» {343} .

343

«Le Salon par Stock». Цит. по: Rewald. Un article in'edit… // Arts.

Автопортрет: сорвиголова

Этот портрет (цв. ил. 2) обычно датируют 1866 годом, Сезанну тогда было двадцать семь. Работа принадлежала Золя – как память об их мятежном братстве. После ее появления на распродаже вещей Золя в 1903 году она упоминается у Анри Рошфора, выступившего против обоих с политической критикой: «Толпа особенно потешалась над головой мрачного, бородатого мужчины, щеки которого словно изваяли с помощью мастерка, и теперь он страдает от экземы» {344} .

344

Это работа R 116. Rochefort. L’Amour… // L’Intransigeant. См. гл. 10.

Рошфор был прав в одном: портрет действительно ваялся – мастерком или мастихином. Это классический пример mani`ere couillarde Сезанна – экспрессивной техники, которой отличается именно этот «лихой» период его творчества. Персонаж явно опасен; вид у него почти угрожающий. Борода революционера топорщится во все стороны.

Напрашивается мысль, что художника прежде всего волнует, какое впечатление он произведет на зрителя. Это относится и к первому автопортрету, «В глубоком раздумье». Некоторым он казался неудачным. «Бедняга Сезанн, – писал Д. Г. Лоуренс, – на своих автопортретах, даже на самых ранних, эффектных, он похож на затаившуюся мышь и словно спрашивает: „Человек ли я из плоти и крови? А что, если нет?“» {345} . Других же грубая сила фактурной краски убеждала: этот как минимум неделю не мылся.

345

Lawrence. Introduction… // Selected Critical Writings. P. 266.

Сезанн и Золя были тогда заодно. Сезанновский возмужалый художник в точности выражает творческий идеал Золя, о чем в тот же год узнали читатели сборника «Мой Салон». «Я требую от артиста не сладостных видений или устрашающих кошмаров, – писал Золя, – а того, чтобы он выявил всего себя, в единстве своего духовного и физического существа… ‹…› Я полон глубокого уважения ко всем произведениям искусства, отмеченным печатью индивидуальности, к творениям сильного и самобытного дарования» {346} .

346

Zola. Le Moment… // Zola. 'Ecrits. P. 107–108. Цит. по: Золя Э. Собр. соч.: В 26 т. М., 1967. Т. 24.