Сезонное обострение
Шрифт:
— Святое дело! Когда шеф в отпуске, можно заниматься фигнёй.
— Изыди, Жаба! — буркнул в ответ его шепелявый друг. — Ты скоро мне сниться начнёшь. Моя жена просила тебе передать, что её трусики тебе никак не подойдут.
— Ясное дело.
— Маловаты будут. Размерчик не тот. Она сегодня приглашает тебя к нам на ужин.
— Я не могу! — тут же выпалил Дмитрий, и его шея налилась красной краской. — У меня сегодня свидание.
— Она сказала без тебя не приходить.
Жаба на миг задумался, но быстро нашёл, что ответить:
— Ну и правильно, нечего нам там делать.
— Я так и знал. Чуть что, ты сразу в трусы.
— В кусты ты хотел
— Не в моём случае.
— Скажи мне лучше, ты нарыл для меня чего-нибудь полезного?
— Где там! Весь день на побегушках у подполковника. Сгоняй туда, сделай то, забери вон то. Задолбал он меня, короче.
Жаба достал из кармана флэшку и бросил её на стол Бубнова.
— Тогда вот тебе новая игрушка. Изучай её, как следует. И поищи в базе информацию подобного плана. Всё, что есть про этого Манипулятора. Оказывается, он успел уже прославиться. Я не первая его жертва… Поторопись, дружище, а то, глядишь, и я жизнь самоубийством закончу.
Бубнов тяжело вздохнул, давая этим понять, куда же он денется с подводной лодки.
— Вечно ты меня ставищь перед сложным психологическим выбором. Я теперь даже сам не понимаю, в моих ли это интересах помогать тебе.
9.
К вечеру небо очистилось, по нему белой дымкой поплыли маленькие облака. Ярко засветило солнце, и его лучи отразились в лужах. Слабый ветерок раскачал ветви большой ивы, растущей во дворе Октябрьского РОВД. Изменение погоды отразилось и на душевном состоянии Дмитрия, он вышел на улицу с улыбкой на лице и зашагал к своей машине. По дороге к ней он позвонил отцу и брату, и убедился, что с ними и с Дашей всё в порядке. Позвонил племяннику, тот тоже сказал, что у него всё хорошо.
Возле машины стоял Анатолий Кабардин. Ясное дело, подумал Жаба, он хочет знать, что я конкретно сделал для того, чтобы найти его дочь. Дмитрия так и подмывало сказать ему, что сейчас совсем не до него. После короткого приветствия Анатолий рассказал Жабе, как он организовал работу поискового отряда:
— Мы прочесали все дворы, заглянули в подвалы домов. Все ближайшие леса прошуршали, овраги прошарили. Я ведь подумал, а вдруг её тело первой вывезли и закопали, а Полину второй повезли. Но пока никаких результатов. Дай бог, чтоб это было не так.
Жаба хмыкнул. Как много Кабардин сделал по сравнению с ним. А что он сам? Да, ничего! Он даже не разобрался окончательно, что там произошло в квартире Гедича. Он до сих пор так и не дослушал всё, что рассказал Жердин.
— Странно, — произнёс Кабардин, выслушав рассказ Дмитрия о том, что он успел сделать. — У меня такое ощущение, что меня хорошенько надули. Рябов меня так убеждал, что лучше вас в этом деле я никого не найду. А нам самом деле развод на лицо. Столько времени прошло, а вы ничего толком не узнали. С такими темпами работы, чтоб вы её через десять лет нашли.
– Если я её не найду, — буркнул, задетый за живое, Жаба. — Я верну тебе твои деньги.
– Когда вернёшь? — выкрикнул Кабардин. — Через десять лет?
Хорошее настроение Дмитрия улетучилось.
— Да, хоть сегодня! — выпалил Жаба. — Садись в машину, поехали за деньгами!
Анатолий набрал полные лёгкие воздуха, и с шумом выдохнул.
— Взял деньги, отрабатывай! — произнёс он. — Делай всё, что можешь…
На глазах Кабардина выступили слёзы. Он махнул рукой.
— Хотя, как знаешь! Делай, что хочешь. Порядочность нынче не
Анатолий резко развернулся и зашагал прочь. Жаба проводил его взглядом и сел в машину. Минут десять он просидел, уставившись в одну точку, с обидой переваривая каждое слово отца Евгении. После чего набрал номер Перовой и сразу на неё наехал:
— Ну, что, Мария, я не звоню и слава богу?!
— Скопировала я записи. Они у меня дома. Сама по-новому всё смотрю.
— Мне бы дослушать рассказ Жердина. То, что он мне не успел рассказать.
— Приезжай. Заодно отдашь мне ключ от квартиры Гедича. Ты его мне так и не вернул. А хозяева уже вернулись. Туда ни в коем случае не сунься. Хоть квартира и опечатана, они там тоже могут нарисоваться, и тогда мне придётся объяснять, чего ты там делал и откуда у тебя ключ.
По дороге к Марии Жаба задумался, как же он смешно смотрится рядом с ней. Она красивая, стройная, одетая с иголочки, а он неопрятный, постоянно в помятой рубашке и брюках далеко не новых. Она молода, энергична, а он уже не тот парень, что может привлечь к себе внимание. Стал каким-то медлительным, неповоротливым. Лет десять назад он, может быть, и попытался завязать с ней отношения. Сейчас это казалось ему полным безумием. Глаза видят красоту, но понимают, что она создана не для них.
В кого он вообще превратился за последние несколько лет? Самому тошно на себя смотреть и лень что-то менять. И ещё эта часто накрывающая его депрессия после смерти Светы. Лучше б она вообще не приезжала к нему. Сначала всё так было хорошо, прям как в сказке, а потом всё как-то резко оборвалось, стало пустым и совершенно бессмысленным. Она не собиралась долго задерживаться у него. Так, на несколько недель приехала с дочкой погостить к старому другу. Но он не отпустил Свету до самой её смерти. Они пробыли вместе целых два месяца, это было что-то с чем-то. Она успела вынести ему мозг, перевернуть многие взгляды на жизнь и заразила своей энергетикой. Было очень много таких моментов, которые остались жемчужинами в его душе. Но её боль и страдания нанесли такую рану, что лучше, чтоб всего этого не было. Жил он один, и не надо было разменивать это одиночество на призрачное счастье. И вот теперь ещё Дашка, к которой он за это время прикипел сердцем, вдруг заявила, что она его дочь.
Перова жила в доме бабушки и дедушки, который находился практически в самом центре города. Они уже давно умерли, а дом оставили ей, как подарок к свадьбе, которая так и не состоялась, потому что её ухажёр не спешил оформлять их отношения.
Заехав во двор частного дома, Жаба заглушил двигатель и вышел из машины. Перова махнула ему рукой, и, оставив дверь открытой, скрылась в доме. Дмитрий первым делом проверил, не расстегнулась ли его ширинка, после чего подтянул брюки и заправил рубашку, спецом повылезавшую из брюк. Затем рукавом куртки вытер мокрую лысину. Всё — марафет был наведён — можно было заходить в дом.
Перова была в тёмно — синем костюме. Сквозь разрез на правом рукаве виднелись явно дорогие и очень красивые часы. На ногах её красовались меховые тапочки в виде белых зайчиков, что выглядело немного нелепым и даже смешным. Волосы у неё были распущены.
— Кофе будешь? — спросила она.
— Буду, — ответил Жаба и обвёл взглядом кухню, которая не была такой же аккуратной, красивой и строгой, как сама её хозяйка. А выглядела простой и уютной, какой-то своей, по-настоящему домашней. Жабе даже на какой-то миг показалось, что он ещё не раз здесь побывает.