Сфагнум
Шрифт:
— Выхухолев, ты по какому праву меня арестовал?
Выхухолев сделал серьезное лицо, которое должно было продемонстрировать, что допрос вступил в новую стадию, из фазы беседы по душам перешел в фазу дачи показаний.
— Фамилия, — спросил он у редактора официальным тоном.
— Петрович.
— Я понимаю, что Петрович. А фамилия у тебя какая?
— Петрович у меня фамилия.
— Ты мне голову не дури! — сорвался на крик Выхухолев. — У меня тут графа: фамилия, имя, год рождения. Что писать в фамилию?
— Да
— Значит, отказываемся от дачи показаний? — сузил глаза Выхухолев. — Или нет, это даже не отказ, это дача заведомо ложных сведений. С целью введения следствие в заблуждение. Этому тебя в университете учили?
Петрович снова опустил голову. Потом вдруг оживился, вспомнив вычитанное где-то:
— А по какому делу меня допрашивают? И в каком качестве? Я имею право знать. Прежде, чем отвечать на любые вопросы.
— По какому нужно делу, — Выхухолев оторвался от компьютера. — И в каком нужно качестве. Мы пока дальше твоего отчества все равно не зашли.
— Выхухолев, ты можешь мне по-человечески объяснить, что происходит? — обратился к нему редактор другим голосом, без нажима. — Потому что я вообще ничего не понимаю.
Словосочетание «по-человечески» зацепило майора. Он себя считал мастером разговора именно «по-человечески» и в поучительных беседах с молодым пополнением любил ставить эту свою черту в пример.
— По-человечески? — переспросил Выхухолев. — По-человечески тут все просто, Петрович. Помнишь, мы тебе вчера пресс-релиз высылали — о том, что ограбление магазина и убийство раскрыты, что подозреваемый задержан?
— Помню.
— Так вот, открылись новые обстоятельства. После твоего звонка. И у нас в деле теперь новый подозреваемый в убийстве.
— Кто? — напрягся Петрович.
— Ты, — просто, как у Достоевского, ответил Выхухолев. Его вдруг осенило. Он нажал на кнопку интеркома:
— Андруша, ты там? Принеси мне паспорт этого маэстро. Писателя этого. Ну да, редактора. Давай, неси.
Андруша появился настолько быстро, что, казалось, он выпрыгнул в пространство кабинета прямо из интеркома. Выхухолев принял у него из рук раскрытый на нужной странице паспорт, величественно кивнул, давая понять, что Андруша может дематериализоваться, и вчитался в паспортные данные.
— Ты смотри, действительно «Петрович», — сказал он, увидев фамилию. — «Петрович Борис Никифорович». Ничего не понимаю. Как у человека такая фамилия может быть?
Он отложил паспорт: ему нужно было время, чтобы обдумать прочитанное. Он действительно был очень сильно удивлен.
— Ты где был в ночь 10 июня, Петрович Борис Никифорович? — спросил Выхухолев строго.
— Ясно где, — ответил Петрович, — спал. По ночам люди спят, Выхухолев.
— А где ты спал? — с подковыркой уточнил Выхухолев.
— На кровати. Между матрацем и одеялом.
— А
— Кто меня мог видеть, Выхухолев? Мать у меня умерла год назад.
— Никто, значит, не видел, — Выхухолев раздумывал, возобновлять ведение протокола или нет. — Выпил небось перед сном? — на всякий случай уточнил он.
— А какое это имеет отношение к делу? Ну да, выпил за ужином.
— Бутылку чернил?
— Сто пятьдесят водки.
Выхухолев задумался. 150 водки — не тот масштаб, чтобы начать убеждать Петровича в том, что тот забылся, впал в алкогольный психоз и устроил стрельбу в Малиново. Кроме того, один подозреваемый по схеме «выпил, убил, уснул» в камере уже маялся.
— Когда и где познакомился с этим гражданином? — милиционер протянул снимок, на котором убитый был снят торжественно, со вспышкой. Петрович подался вперед, выворачивая защелкнутые руки.
— Я с ним не знаком, — отрезал Петрович.
— А если подумать? — подался вперед Выхухолев.
— Если подумать — все равно не знаком.
— Не, ну так дело не пойдет, — разочарованно протянул Выхухолев. — Не хочешь говорить — не говори. Закроем тебя на пару месяцев, ты пока повспоминаешь, что да как.
— Выхухолев, ты чего ко мне доколебался? Я не понимаю, что сделал не так. Если ты о той статье по поводу роста подростковой преступности в области, так ее из Гомеля агентство прислало. Мы только разместили.
— Да при чем тут! — взвился милиционер. — Ты что, думаешь, мы тут в бирюльки играем? Петрович, ты подозреваешься в совершении тяжкого преступления. А алиби у тебя нет.
Он посмотрел в окно, за которым степенно, как Людовик XIV, прохаживался конь. Выхухолев не знал, кто такой Людовик XIV, но степенность коня оценил.
— Вот смотри, Петрович, — взял Выхухолев душевную интонацию. — Совершается убийство. РОВД сбивается с ног, роет землю, собирает по крупицам улики, но задерживает виновника по горячим следам. Тот взят буквально с поличным, все рассказывает. А потом звонишь мне ты и выясняется, что ты тоже был на месте преступления. Ночью, в магазине. Это как у нас называется? Это соучастие. А ты говоришь, под одеялом спал. Кто ж тебе поверит?
— Да ты о чем, Выхухолев? О том, что я тебе звонил и про деньги спрашивал?
— Именно об этом.
— Так, значит, был там пакет с деньгами?
— Да кто сказал, что был? — испугался Выхухолев. — Денег как раз не было. Но сам факт, Петрович: звонишь, уточняешь, как будто знаешь что-то. А раз знаешь, значит — соучастник.
— Да нам просто в редакцию сигнал поступил! — медленно, как ребенку, объяснил скованный редактор. — Сигнал, понимаешь?
— Ну, что там за сигнал — это районное управление «К» в компьютерах искать будет, — строго сказал Выхухолев. — Они у нас как раз по электронному терроризму специализируются.