Сферы влияния
Шрифт:
— Это представители, — как-то пренебрежительно отозвался мистер Кто. — Учёные не бегают по министерству, сами понимаете.
— Значит, вы учёный, — протянула она задумчиво.
— Если мир, мисс без имени, театр, то на этой сцене я пусть и не режиссёр, но хотя бы дирижёр оркестра. Правда, мы с музыкантами не всегда знаем, ставим ли оперу, балет или и вовсе пишем картину.
Мистер Кто прошёлся по кабинету — смахнул со стола несуществующую пылинку и спросил, словно и не прерывал своей странной мысли:
— Так что мы ставим?
В другой ситуации
— Я менталист. Но вы и сами это знаете.
Мистер Кто нарочито довольно потер руки:
— Конечно, знаем. Если бы вы так удачно не попали в неприятности, клянусь Мерлином, мы бы вам их организовали — так нам вас не хватало.
На это Гермиона улыбнулась. На самом деле, она была бы рада обвинить во всех своих проблемах загадочных злодеев, а не собственную безмозглость, но не выходило.
— У вас для меня конкретное дело?
Лицо мистера Кто, конечно, не изменилось, но Гермиона почувствовала, что он стал серьёзен.
— И да, и нет. Да — потому что есть проблема, которую нужно решить уже сейчас, и с которой не справляются остальные. Нет — потому что проблема вторична, она — всего лишь верхушка большого айсберга. И чтобы изучить то, что таится под водой, потребуются многие годы.
Так Гермиона впервые в жизни увидела, пусть и не в живую, а только в Омуте памяти, существо, называемое «обскуром» — ребёнка, психику которого дотла выжгла дикая, неконтролируемая, подавляемая магия.
Эти одиннадцать месяцев дались ей непросто, но здесь, в кабинете Майкрофта Холмса, так похожем на его кабинет на Уайт-холл, легко было представить, что ничего не было.
— Откуда вы знаете моё имя? — повторила Гермиона, не получив ответа. Майкрофт улыбнулся своей обычной кислой улыбкой:
— Ваше имя, пожалуй, было ключевой зацепкой при восстановлении воспоминаний. Вы оставили мне немного — только общие сведения о существовании магии, несколько моих собственных записей в блокноте и это, — он поднял правую руку, демонстрируя кольцо.
Возможно ли это? Мог ли Холмс действительно восстановить воспоминания самостоятельно?
— Объясните, — сказала она твёрдо, не опуская палочку. Сердце колотилось часто и глухо в предчувствии опасности. Будь её воля, она не возвращала бы Майкрофту воспоминания, которые могли легко его уничтожить, но недавние происшествия заставили её передумать. Но если Майкрофт сам вспомнил обо всем произошедшем (что невозможно, немыслимо!), то всё в корне меняется.
Майкрофт поджал губы и жестом предложил Гермионе сесть в кресло напротив его стола. Гермиона отказалась, и он негромко заговорил, сложив перед собой ладони в истинно холмсовской манере:
— Разумеется, я помню не всё, более того, сведения, которые мне удалось получить, это не воспоминания как таковые, а ряд логических цепочек. Это кольцо… — он чуть приподнял одну бровь, — не снималось много лет, остался след. Однако то, что я помнил
Воспоминание о кольце было одним из тех, которые создавал разум Майкрофта самостоятельно, Гермиона только проверила, как оно прижилось.
— Почему?
— Я не мой брат. Мне не свойственно привязываться к вещам. Чтобы проносить кольцо десять лет, не снимая, у меня должна была быть… причина.
Гермиона опёрлась рукой о кресло. Воспоминания, реальные воспоминания Майкрофта были в этом кабинете, за стеной, и нужно было немедленно вернуть их, но как специалист и ученый, она никогда бы себе этого не простила. Маггл восстановил память после «Обливиэйта» — и она не могла не попытаться понять, как он это сделал и что именно вспомнил.
— Что вы помните?
Майкрофт прищурился, его глаза потемнели от сдерживаемого раздражения, но он не позволил себе проявить его и мгновенно вернул на место маску добродушия, после чего медленно сказал:
— Очевидно, мы с вами сотрудничали достаточно часто и по большому ряду вопросов. Полагаю также, что именно вы были причастны к спасению моего брата с крыши госпиталя святого Бартоломея. Объяснение, которое у меня было, не удовлетворяло меня до конца.
— Что ещё?
Майкрофт говорил почти пятнадцать минут, аккуратно, метко разнося в пух и прах каждое поддельное воспоминание. Его мозг работал с невероятной скоростью и поразительной точностью, улавливал мельчайшие детали. Ошибка в порядке предметов на столе, одно-два неподходящих слова, мышечные реакции — он словно просматривал воспоминания в омуте памяти. Он уничтожал её работу, а Гермиона не могла смотреть на это без восхищения.
— И наконец, это, — он перевёл взгляд на закрытую дверь слева.
— Что там?
— Тренажёрный зал. Я нашёл у себя в голове всё, кроме мотивации. Очевидно, она так или иначе была связана с вами и с вашим миром.
Гермиона опустила голову, мысленно выписывая себе в классном журнале огромного жирного «Тролля». Если бы она так сильно не спешила, она предусмотрела бы и такие детали, но времени было слишком мало, чтобы разыскивать все мелочи. Мотивации и решения не были связаны с памятью в полном смысле этого слова, только косвенно, и с ними требовалось работать отдельно. Она прописала Майкрофту ряд базовых мотиваций, но ей и в голову не пришло искать следы влияния магического мира на что-то вроде занятия спортом. Она невольно спросила:
— Вы… нашли эту мотивацию?
Ей показалось, что на долю секунды доброжелательная маска пропала, открывая настоящее лицо настоящего Холмса — нечто похожее на ярость промелькнуло в его глазах, губы сжались плотнее, ноздри раздулись, но потом все исчезло, он снова мягко заулыбался.
— В некотором роде. Тем не менее, я буду признателен, если вы всё-таки вернёте мне память.
— Конечно, — кивнула Гермиона, с опаской обошла Майкрофта сзади и прикоснулась к стене. Шесть нажатий в строго определённом порядке, априори случайном. Сейф открылся, и Гермиона достала флакон с воспоминаниями.