Сгинь!
Шрифт:
Стопку с водкой и сухарь сунула Ольга мертвецу под бок, спрятала тоже еловыми лапами, чтоб не нашел сосед, не отобрал.
Это не ему подношение.
Ольга позабросила домашнюю работу. В один день перестала готовить, мести и мыть полы, стирать. Воду тоже больше не таскала.
Не захотела и дальше за мужчиной ухаживать. Хватит! Не служанка она ему! Пусть сам теперь управляется. И плевала она на изначальные уговоры! Довольно.
В своем маленьком бунте не заметила Ольга одного – она все равно прислуживала, правда, теперь уже мертвецу. Видимо, таков
Или привычка.
Затащил мужчина Ольгу в эту глухомань. Провел потайными тропами – никак ей теперь отсюда не выбраться.
«Неужели здесь можно жить?» – думала Ольга, оказавшись в этих краях впервые, совсем-совсем глубокой осенью с ее пожухлыми листьями и затяжными дождями. Местность была настолько мрачная и дикая, что казалось, именно тут обитает вся русская нечисть.
Она шагала за мужчиной несколько дней, десятки километров от прогнившей остановки, на которой их выкинул старый автобус с мрачным водителем. Черные палки борщевика, глубокие канавы, наполненные мутной водой, – тут нечем было любоваться.
Ольга вспоминала, что едва показался лес, едва он сменил бесконечные болота с кривыми березками, ломаные кривые ельники, заброшенные поля, захваченные кустами, ей отчего-то стало легче. Дышать легче. Идти легче. Все легче.
Едва она ступила в бор, как почувствовала себя… дома, что ли.
Осенний лес прекрасен. Осенний лес чарует. Влажная земля источает теплый, чуточку сладкий запах. К нему примешивается разнотравье, запах смолы, текущей по стволу сосны, пожухлых листьев, хвои, чуть пыльный аромат мхов, едва различимый ягодный дух. И вершина осенних лесных ароматов – грибной. Манит, дразнится: найдешь или нет тот боровик, что так пахнет? Ольга жадно втягивала в себя этот воздух как можно глубже – аж голова закружилась.
Лесная дорога сузилась до тропинки, тропинка спустя несколько километров поросла травой, а после и вовсе закончилась. Мужчина словно наугад, словно вслепую вел их среди деревьев.
Ольга всматривалась – искала зверей. Да зря: от дороги сопровождали путников две толстые сороки, летели чуть впереди и трещали без умолку, предупреждали лес и всех его обитателей о приходе чужаков:
– Берегись! Берегись! Берегись! Убегай! Убегай! Убегай!
А сами любопытничали, кружили над непрошеными гостями и трещали, трещали, трещали. Аж голова от них разболелась! Но то была приятная боль: не от переживаний, не от стресса, не от удара – от лесной жизни, от природы.
Так разве ж это боль?
И вот лес словно расступился, просветлел. Сороки пошумели на прощание и улетели рассказывать всему лесному зверью о том, что чужаки здесь надолго.
Ольга выглянула из-за широкой спины мужчины и впервые увидела ее – избу. Та ей сразу приглянулась. Какое-то ощущение, что здесь их ждали. Не хватало только уютного дымка из трубы, предвещающего долгожданное тепло и, например, пирожки. Допустим, с грибами. С чем же могут быть лесные пироги? Еще с ягодами, в северных лесах полно брусники, но все же грибной аромат так сводил с ума, что ни о чем другом не думалось.
Забор вокруг избы покосился, сам дом местами подгнил, внутри все было пыльным, грязным, темным, но ощущение бесконечного уюта оттого не улетучилось. Да и беда ли эта пыль?
Ольга обвела взглядом избу,
А сколько было выкинуто хлама, переворошено чужих вещей. В шкафу-гробине чего только не нашлось: заржавевшие патроны, полусгнившие коробочки, старые тряпки, перепачканные мазутом, таблетки с истекшим сроком годности, спички с облезшими головками и куча прочего хлама.
Стояла тут и бутылка водки, та самая, про которую вспомнила женщина, задабривая мертвеца.
Ольга в водках не разбиралась, но вроде эта нормальная: на белой этикетке красный курсив «Столичная». Название знакомое. Поверх него неровно наклеен белый кусок пластыря, на нем выведено: «АЙ! УБЬЕТ». Шутка такая? Кто-то пометил свою бутылку? Оставил послание соседям: мое, не трогать без меня?
Ольга отвинтила крышку, приложила горлышко к носу: пахнет спиртом, не выветрился. Женщина пожала плечами и сунула бутылку обратно в шкаф: спирт в хозяйстве может сгодиться. Но припрятала подальше, чтобы сосед не нашел, вдруг он под алкоголем буйствует.
Остатки пыли и грязи смывала речной водой, в которую щедро налила белизны. Пахло словно в больнице, но то был запах чистоты. Тогда же впервые выволокла на улицу подушки, одеяла, покрывала, половики и долго колотила их палкой.
А теперь все! Хватит! Никаких уборок больше.
Мужчина бунт заметил, но унимать не стал. Не знает он, как с женскими бунтами справляться. Поступил как умеет: взял лыжи, рюкзак на пятьдесят литров, оделся потеплее, сообщил:
– Я за продуктами.
И ушел.
Ближайший к ним поселок, оставшийся для Ольги безымянным, находился в трех-четырех часах лыжного ходу от их обители. Тут от скорости лыжника зависит.
Возможно, Ольга и глянула на указатель мельком, когда брели они мимо того в лес. Возможно, даже не мельком. Но запомнить название не удосужилась. Зачем? И в поселок заходить незачем. Подумаешь, не увидела толпу однотипных деревянных домов под серыми шиферными крышами, пропустила четыре пятиэтажки, не узнала, что здание администрации поселка – двухэтажное и желтое, но, несмотря на это, местные называют его «Белым домом». Ничего страшного, все необходимое сосед закупал без нее. Не нужно Ольге бегать от «Продуктового» до «Магазина № 1», а потом в «Хозтовары».
В поселок мужчина ходил раз в три недели. Зачем собрался сейчас? Ведь неделю назад был. Продуктов хватало.
– «Роллтонов» куплю, а то жрать нечего, – ответил он на этот Ольгин вопрос.
Допытываться не стала. «“Роллтонов” куплю» – это ж ей в укор. Вот только ей ничуточки не стыдно.
Ушел мужчина быстро, торопясь.
Ольга его взглядом проводила: встала в дверном проеме и долго-долго смотрела вслед, пока мужчина не исчез, не растворился в соснах вместе с лыжами, пятидесятилитровым рюкзаком и всеми своими тайнами.