Сгоревшее лето
Шрифт:
Совместными усилиями им удалось отодвинуть сундук, который сначала жалобно затрещал, но все же поддался. В воздухе повисло облако пыли. Марк с надеждой заглянул за сундук.
– Тайная комната, ты говорила?
Аня отряхивала свои светлые джинсы и упрямо не смотрела на Марка. Об опрятном внешнем виде можно было забыть. Это же надо, в кои-то веки она понравилась себе утром в зеркале, так нет, нужно же было обязательно извозиться в пыли! Да еще и при этом напыщенном типе! Вполне может быть, что той женщины художницы из двадцатого столетия вообще никогда не существовало
Пока Аня боролась с накатывающим раздражением и мыслями о грязных джинсах, Марк с интересом рассматривал открывшуюся ему картину. За тяжелым сундуком прямо у темной, давно не видевшей света стены лежала груда хлама – несколько порванных книг, медная чернильница, сломанная ножка от стула, смятые пакеты, даже что-то вроде спиц от зонта.
– Нашел! – Марк наконец выудил из пыли потерянный карандаш. – Я уже думал, не свидимся!
Он еще раз оглядел клочок пола, заваленного барахлом, но тут взгляд его зацепился за нечто вроде бархатной ленты, которая робко выглядывала из-за вороха вещей.
– Так, а это еще что такое?
Марк осторожно поднял находку с грязного пола. Мягкая темно-бордовая лента связывала друг с другом бумажные листы, пожелтевшие от влаги и времени.
– Это, конечно, не тайный ход, но вполне себе артефакт! – заметила Аня, в изумлении рассматривая бумаги. – Красиво…
Марк поднял брови.
– Тебе нравится?
– Очень. – Аня бережно коснулась пальцами одного листа. Тот оказался немного мягким на ощупь. – Как думаешь, это можно забрать с собой?
Он усмехнулся, оглядев помещение.
– Если вдруг кто-то позвонит в полицию по поводу кражи этого старья, то я тебя не выдам.
Аня улыбнулась. Перед ней снова был прежний Марк.
Где-то через час Анин напарник заявил, что они уже славно поработали и что он не собирается больше копаться здесь. Марк решительно вернул сундук туда, где он стоял, и демонстративно отмахивался от пыли, пока Аня в ожидании бережно поглаживала перехваченные бархатной лентой листы.
***
Когда Аня и Марк вышли на улицу, в воздухе разливался прохладный ранний вечер, а в высоком небе неслись рваные облака. Вокруг сновали прохожие, кто-то – праздно прогуливаясь, кто-то – торопливо вышагивая, и у Ани вдруг возникло щемящее чувство какой-то почти детской радости.
– Ну что, как в целом поживаешь? – тоном светской беседы поинтересовалась она.
– Хорошо, – ответил Марк. – Все как обычно.
Он явно не хотел пускаться в долгие разговоры. Плотно сжав губы, он иногда поглядывал на свою спутницу, будто бы стараясь прочесть что-то по ее лицу.
Они прошли еще немного.
– Слушай, может быть, прибавим шаг?
– Ты куда-то торопишься? – спросила Аня, глядя на Марка снизу вверх.
Тот неуверенно потер пальцем переносицу.
– Я-то никуда не тороплюсь, а вот ты, похоже, нарасхват, некстати Николаевич подскочил.
– Откуда такие выводы?
– Ну… тебе вон как названивают, мне хоть бы одна собака позвонила.
Аня нахмурилась и еле удержалась от того, чтобы не съязвить в ответ. Марк, если говорить откровенно, не был бестактным. Аню удивила такая
Зачем его принесло сегодня в студию? Зачем он сейчас занудствует? Много ли ему удалось услышать из этого до крайности нелепого телефонного разговора с неугомонной мамой, которая явно полагает, что ее дочь на каникулах в другом городе занимается не чем иным, как приемом наркотиков, а может быть, еще и контрабандой? Ане пришлось выйти, чтобы все-таки ответить на звонок, но это вряд ли поможет разрешить ситуацию.
– Что-то случилось? – внезапно спросил Марк.
Он остановился и посмотрел на Аню в упор. Поймав этот пронзительный взгляд, она почувствовала, что солгать будет непросто. Глаза его напоминали древесную кору, они были такого же глубокого цвета с темными прожилками, струившимися, словно вены.
– Нет, Марк, совсем нет. Пойдем, я устала.
Она рванула вперед, прибавив шаг. Он не отставал, и Аня почти бежала, не желая оборачиваться. Теперь ее мучили угрызения совести, и она ругала себя последними словами за свою несдержанность.
– Послушай, если он тебя так достал, я могу разобраться! – сказал он ей в спину, и в его голосе послышались нотки раздражения.
Аня резко обернулась.
– Кто? О чем ты?
– Ну… я не знаю, с кем ты разговаривала.
Аня шмыгнула носом. Все вокруг, все движение, все звуки слились в один поток, который обволакивал и не давал вдохнуть. Ветер в секунду стал резким и неприветливым, и одновременно ее пронзали растерянность и какое-то смутное тепло. Это тепло было ей уже знакомо – оно было связано с тем радостным предвкушением, которое она испытывала каждый раз, когда в глазах ее спутника и напарника по приведению в порядок складских помещений вместо насмешки она читала заинтересованность и серьезность. Учитывая его несколько угрюмый нрав, это было последним, что она могла от него ждать, но все-таки…
Они стояли под порывами ветра, хлесткими, как плети. У Ани слезились глаза. Ей хотелось взять себя в руки, а лучше – превратиться в каменное изваяние, но только не раскрывать все неприятные подробности того, что мучило ее на протяжении последних недель.
Все вокруг плыло. Что-то уж слишком сильно холодит. Нет, к черту. Лучше держаться.
– Послушай, у меня все хорошо. Мы прибрались в кладовке, я даже закончила те дурацкие тюльпаны! У меня все в порядке.
– Ты поэтому так дрожишь?
Аня кивнула, затем покачала головой. Что-то в его тоне, да и самой манере говорить, было такое, отчего у нее слабли колени.
– У меня все в порядке, – как мантру повторила она.
– Так будет еще лучше.
С этими словами Марк снял потертую джинсовую куртку и набросил ей на плечи. Тяжелая и массивная, она доходила ей чуть ли не до колен. В этом своеобразном коконе стало спокойнее, словно Марку удалось каким-то образом укрыть ее от ветра не только снаружи, но и внутри. Аня не стала задавать вопросов и проговорила: