Сгоревшее лето
Шрифт:
***
Художественная студия находилась в центральной части города и занимала высокое кирпичное здание, формой напоминающее огромную скрипку. Двор был засажен зеленью, у крыльца расположились заросли сирени и черемухи. Совсем рядом находился парк, в глубине которого можно было увидеть сверкающую гладь озера. Это место в считаные дни стало для Ани чем-то вроде двери в сказочное царство, где о реальном мире с его прозой остается лишь смутное воспоминание.
Студия была просторной и светлой, с высокими окнами и огромным холлом, откуда наверх вела массивная лестница. На стенах висели картины и фотографии: покрытая снегами гора Фудзи, морское побережье,
Аня сосредоточенно рисовала тюльпаны в вазе. Вода сверкала в лучах солнца, проникающих из большого широкого окна, а цветы отливали красивейшим коралловым оттенком.
Этот утренний час дышал свежестью. Ане самой становилось легче дышать, особенно сейчас, когда кончилось ее долгое, бесконечное в своей безысходности путешествие. Хоть она сошла с поезда не вчера, а гораздо раньше, внутренняя тряска не прекращалась, чувство дороги не покидало ее. Но сейчас надежда на освобождение гораздо более реальной, всполохами появляясь в спутанном сознании.
– Ань, привет! – послышался голос Нелли.
Аня оторвалась от работы и улыбнулась.
– Сегодня снег пойдет, ты даже не опоздала.
Нелли расхохоталась.
– Я не специально, просто какой-то придурок начал орать под окнами, вот я и проснулась! Понаехали тут всякие… Представляешь, недавно въехали новые соседи, так теперь никакого покоя!
Разговорчивая Нелли, не прекращая болтать, продолжила работу над несколько замысловатым рисунком – это был портрет молодой женщины с венком из полевых цветов на голове. Рисунок выходил довольно реалистичным. Оставалось только гадать, сколько у Нелли ушло времени, чтобы так изобразить глаза, яркие, цвета моря, взгляд которых словно прожигал насквозь.
– Кого ты рисуешь? – решилась полюбопытствовать Аня.
– Так я себе представляю основательницу вот этого всего, – ответила Нелли и всплеснула руками, словно пытаясь обнять пространство вокруг. – Говорят, она была гениальной художницей и верила в то, что сила искусства может преобразить мир. Ты правда не слышала эту историю?
– Нет, пока не слышала. – Аня откинулась на спинку стула.
– Это что-то вроде городской легенды, – начала Нелли, подтачивая карандаш. – Студия была открыта в середине прошлого века одной из местных художниц. Она учила детей рисовать и, по слухам, сама писала картины на довольно необычных холстах. – Нелли шмыгнула носом и замолчала.
Аня завороженно внимала.
– И что дальше?
– Дальше… Многие горожане рассказывали, что видели ее работы в разных местах. Знаешь, я бы многое отдала, чтобы посмотреть на них! Они вроде как были невероятно реалистичными вплоть до мельчайших деталей, а их сюжеты пересекались с реальной жизнью. Как я сказала, она верила в то, что искусство преображает мир, и даже оставила что-то после себя. Согласись, звучит круто! – Нелли помолчала. – В общем, я пытаюсь ее нарисовать.
Звучало действительно потрясающе, пусть и не совсем убедительно.
– Думаешь, она была
Нелли улыбнулась.
– Мне нравится думать, что да, – сказала она, тряхнув собственной кудрявой головой.
После непродолжительных раздумий Аня хотела было продолжить рисовать букет в вазе, но в этот момент зазвонил ее телефон. Она взглянула на экран – это была мама, можно было бы догадаться. Соблазн не отвечать был слишком велик. Может, притвориться, что она не слышала звонка?
После секундного замешательства Аня поднялась со своего места и, проскользнув мимо остальных художников, все же вышла в коридор.
– Аня, ты чего трубку так долго не брала? Не может быть, что ты еще спишь! – раздался в трубке громкий голос мамы. – Как дела? Чем занимаешься?
«Лучше бы спала», – подумалось Ане. Она присела на низкую скамейку возле окна. Сказать правду? Сказать, что она не в настроении? Сказать, что очень соскучилась, то есть, снова соврать?
– Все хорошо, мам. А у тебя?
– Ну что с тобой опять? Вечно у тебя голос невеселый. Сама же просилась к тете на каникулы!
Одна рука держала телефон, из которого лились обвинения, другая рука вцепилась в скамью. Мамин голос звенел то ли от напряжения, то ли от негодования.
– Мам, я тут записалась в художественную студию. Вот сейчас рисуем с натуры…
Она заранее знала, что матери не понравится то, о чем она рассказывает. От этих разговоров у обеих неизменно портилось настроение, только у Ани от щемящего чувства, что она вновь сделала что-то не так, а у мамы – от осознания того, что еще немного, и дочь окончательно отобьется от цепких родительских рук.
На том конце провода повисла долгая пауза, потом раздался тяжелый вздох.
– Аня, ты бы лучше учебниками занялась, что ли. Кто-то экономическую теорию собирался подучить, не помнишь, кто это был?
Аня выразительно закатила глаза, радуясь, что мама этого не видит. Учеба в университете давалась ей с трудом. Она уставала, а лекции и семинары казались невыносимыми и давили тяжелым грузом на плечи. То, чем ей приходилось заниматься, напрягало и часто заставляло задумываться о несправедливости жизни. Каждый раз по дороге на учебу Аня убеждала себя, что поступает правильно, все еще посещая занятия, в конце концов, образование нужно получать. Так говорили в школе. Так говорили родители. И друзья родителей. Прогуливать не хотелось, но каждый раз Аня ждала того момента, когда можно будет наконец покинуть учебный корпус. Если шел дождь, она пряталась под прозрачным навесом остановки, а если погода позволяла, любила прогуляться вдоль запущенного городского сада, заключенного в высокую черную кованую ограду. Верхушки деревьев словно впивались в небо, где-то в ветвях пронзительно кричали птицы, то и дело слышался лай собак.
Ане все никак не удавалось отделаться от мысли, как же она все это допустила. Она смотрела на влажный после дождя грязно-серый асфальт, размытые огни офисных зданий на другой стороне улицы, низкое небо, грозившее упасть прямо на голову, если вовремя не спрятаться.
В один из таких пасмурных дней к ней пришла идея упросить родителей отпустить ее на лето в другой город к тете. Перспектива проводить долгие летние дни дома казалась Ане настолько удушающей, что все было решено в ту же минуту. Кто сказал, что тетя не поднимет ее на смех? Никто. Но прыгнуть в вагон поезда, пусть даже последний, было едва ли не единственным выходом.