Ш из Б 2
Шрифт:
«Мессершмитты» яростно набросились на группу советских штурмовиков, но дружный огонь шести стрелков и пулеметно-пушечные очереди пилотов заставляли их открывать огонь издалека и потому урон от него получался минимальным.
И тут произошло неожиданное: из мотора «ила» Челидзе вдруг полыхнуло пламя. Экспат не смог понять, кто именно нанес роковой удар — все мысли были заняты тем, как помочь товарищу, что ему подсказать, чтобы спастись.
— Маневрируй, Реваз! Слышишь? Маневрируй, сбивай огонь! И тяни, тяни на восток, дружище, линия фронта уже близко!
— Не вижу... ничего не вижу...
Слабый, едва слышный голос Челидзе полоснул по сердцу острой болью. Что
«Ил», разматывая за собой широкую траурную ленту черного дыма, стремительно понесся к земле. Григорий попытался было прикрыть его, но огненные трассы вмиг преградили ему путь. Оставалось лишь держать строй и бессильно материться, беспомощно наблюдая за тем, как два «месса» нагло, совсем не опасаясь возможного ответа, заходят в хвост машине Челидзе и начинают слаженно бить по ее хвостовому оперению. Самолет Реваза превратился в огромный факел, косо прочертил свой последний штрих в небе и врезался в землю перед фашистскими позициями.
— Суки! — громко крикнул Валиев. Его штурмовик задрал нос и выплеснул мощную струю огня в сторону крутящихся рядом с ним «мессершмиттов». Один из истребителей не успел увернуться и, перевернувшись через крыло, камнем рухнул вниз.
— Так их, «горбатые»! — азартный возглас в эфире незнакомого летчика заставил пилотов штурмовиков начать еще сильнее крутить головами. Неужели помощь? После того, как «яки» бросили их, Григорий уже и не рассчитывал на чью-нибудь поддержку.
Восьмерка истребителей с незнакомыми очертаниями, но с эмблемами советских ВВС, свалилась на «худых», с ходу зажгла троих и деловито начала разделывать под орех оставшихся. Фрицы тут же прекратили бой и сыпанули в разные стороны.
— О, так это «кобры», — сказал удивленно Прорва. — В первый раз их вижу вживую.
Экспат рукавом гимнастерки вытер мокрое от пота лицо. Кобры — шмобры... плевать! Внутри все дрожало и ныло. Руки словно прибавили в весе и Дивин едва мог заставить их двигаться. Усталость навалилась, точно огромная плита, придавила к сиденью, плеснула в глаза свинцовой мутью.
— Домой, ребята, — через «не могу» прохрипел Григорий, стараясь не вырубиться, остаться в сознании.
Неожиданно пришла пугающая, поначалу, а потом, если подумать, вполне здравая мысль, которая вытеснила все остальные и целиком захватила сознание: те четверо истребителей, что оставили их на съедение гансам — покойники. А потом хоть потоп!
Глава 20
— Старший лейтенант Дивин? — майор Карпухин был сух и донельзя официален.
— Держите, — Григорий не стал дослушивать полкового особиста до конца, а просто расстегнул кобуру и спокойно отдал свой пистолет стоявшему настороже сбоку от экспата лейтенанту. Одному из тех, что заявились в полк в компании какого-то грозного армейского юриста перед которым бегало на цырлах все местное начальство. Или кто он там? А, неважно.
Всего на одно крохотное мгновение Дивин задумался, а не уйти ли ему куда глаза глядят? Остановить мантиса в боевой форме все равно никто не сможет. Но что-то ворохнулось в душе, протестующе завопило. И поэтому он равнодушно осведомился, безучастно наблюдая за взлетающим «илом»:
— Меня куда сейчас?
Карпухин весь перекривился и устало ответил, теряя разом всю свою неприступность:
— Под арест, конечно. В дивизию поедешь. А там, как получится — или в штрафбат, или лоб зеленкой намажут.
— Зеленкой? А на хрена?
— Чтобы пуля в организм инфекцию не занесла, — угрюмо пошутил особист.
— Смешно, — вежливо улыбнулся Дивин.
— Иди давай, — пихнул его в спину лейтенант. — Хватит тут разговоры разговаривать!
А
— Чего задумался, топай давай! — новый тычок оторвал экспата от размышлений.
Господи, опять этот желторотик! Вот ведь, зелень небитая, даже мозгами пораскинуть не дает. Дивин смерил лейтенантика нехорошим взглядом и, непроизвольно, добавил самую чуточку того животного, парализующего ужаса, что выплескивали обычно мантисы на своего противника, вступая в решительную схватку.
Оперуполномоченный тоненько взвизгнул и отшатнулся. Ручонка его потянулась к кобуре и скрюченные, трясущиеся пальцы заскребли по замку.
— Отставить! — прикрикнул на него Карпухин. Полковой особист стоял в стороне и не попал под ментальный выброс, поэтому для него поведение приезжего коллеги выглядело довольно странным. — Охолони, лейтенант! Да что с тобой творится?!
Григорий криво улыбнулся. Он мог бы, при желании, объяснить Дмитрию Вячеславовичу, что происходит. Но, вот беда, вовсе не собирался этого делать. Пришли арестовывать, так вот и арестовывайте. А заботиться о моральном настрое своих конвоиров Дивин не нанимался.
— Товарищ майор, — о, посыльный из штаба примчался. — Товарищ майор, приказано старшего лейтенанта на КП полка вести.
— Тю, чего вдруг? — искренне удивился Карпухин. — Собирались же прямиком в дивизию отправлять?
— Не могу знать, — пожал плечами солдатик.
Особист ненадолго задумался. А потом решительно махнул рукой.
— Ладно, пошли. Кощей, только смотри у меня, чтоб без фокусов!
— Это уж как получится, — усмехнулся экспат. Минутная слабость и апатия отошли на второй план и он снова превратился в сжатую до предела пружину, готовую взорваться в нужный момент. Тренированный мозг лихорадочно просчитывал ситуацию. Так, а что, собственно, ему могут предъявить? Ведущего истребителей? Даже не смешно, ведь морду он ему начистил в близлежащей рощице один на один, без свидетелей. Предложил после ужина прогуляться для приватного разговора и начистил. Как и собирался.
Да и помирились они после. Даже мировую втихаря распили. Ну да, в конце концов, повинился коллега, хлюпая разбитым носом, покаялся. Это когда они второй пузырь беленькой приговорили. Мол, бес попутал, решил разыграть фрицев и поймать на якобы беззащитную группу штурмовиков. Некрасиво, конечно, но, что тут поделать, все люди разные и кому-то подобный прием кажется вполне допустимым. Бог им судья. И товарищ Сталин. Шутка, если что.
Техник? Вот, уже теплее. За него вполне могут зацепиться. Хотя, была б моя воля — Григорий непроизвольно сжал кулаки — вообще расстрелял этого гаденыша! Это ж надо было такое сотворить — чуть не угробил, сучонок, а после еще отмазаться пытался.