Шафрановые врата
Шрифт:
— Я уверен, что с ним все в порядке.
— Вы не думаете, что с ним могло что-то произойти? Кто-нибудь знает это наверняка?
— Ну я думаю, что нет причин предполагать... Послушайте, он уехал на месяц раньше, но что в этом необычного?
— На месяц раньше? Что вы имеете в виду?
Доктор Хилроу выглядел так, словно сказал слишком много; он сокрушенно покачал головой.
— А он... когда, вы думаете, он вернется? — спросила я.
— Вы не хотели бы присесть, миссис...
— Нет. Но это не похоже на Этьена, доктора Дювергера, — действовать так
Доктор Хилроу еще больше смутился. Я знала, что иногда действую так на людей даже при обычных обстоятельствах.
— Как я только что сказал, оставался всего лишь месяц до окончания его годового контракта. Он работал в качестве приглашенного хирурга.
Я зажмурилась.
— Он должен был уехать в следующем месяце? Куда?
— Я правда не знаю о его планах по окончании контракта. Но, честно говоря, никто из нас не знал доктора Дювергера достаточно хорошо. Он ничего не рассказывал о своей семье, но я предполагаю, что его родные живут во Франции.
Я безучастно кивнула, пытаясь осмыслить все, что говорил доктор Хилроу. Семья Этьена? Но... они же все умерли!
— Он уехал во Францию?
Теперь доктор Хилроу выглядел слегка раздосадованным, он переминался с ноги на ногу и поглядывал на часы.
— Я действительно больше не могу вам ничем помочь. Он просто сказал, что ему необходимо уехать по семейным обстоятельствам, что он должен вернуться домой.
«Вернуться домой. Семейные обстоятельства». Мне казалось, что я повторила это про себя, но я, должно быть, произнесла это вслух, потому что доктор сказал:
— Да. Хорошего дня, миссис... мэм.
— Значит... вы не знаете, как связаться с ним? Он должен был... он оставил адрес? Как с ним можно связаться? — спросила я, уже не беспокоясь, что выгляжу как женщина, доведенная до отчаяния. Не имело значения, что этот человек думал обо мне.
Доктор Хилроу внезапно опустил глаза, и я проследила за его взглядом. Я увидела свои собственные руки, сжимавшие его руку. Я выпустила ее и сделала шаг назад. Он слегка качнулся вперед.
— Боюсь, что нет, — сказал он, и я, должно быть, издала звук, похожий на слабый вскрик или хрип задыхающегося человека, и внимательно посмотрела в глаза доктору Хилроу.
В них я увидела крошечное отражение себя. Собираясь, я вытащила из шкафа первое попавшееся под руку платье, а мои волосы... да расчесывала ли я свои волосы? Я вспомнила, каким бледным и пустым было мое лицо прошлой ночью в зеркале. Естественно, я производила впечатление невменяемой женщины.
— Простите, — произнес он.
— И вы больше ничего не можете сказать? — В моем голосе звучали умоляющие нотки. — А как насчет... Вы можете назвать мне адрес, где он жил? Он снимал комнату здесь неподалеку. Я знаю это наверняка.
«Я знаю это наверняка». Эти слова только подчеркивали, как мало я знала.
Доктор Хилроу нахмурился.
— Не думаю, что я должен давать такую информацию.
— Я мисс О'Шиа, — сказала я, силясь выпрямиться. Я знала, что нельзя продолжать
Он посмотрел на меня долгим взглядом.
— Пожалуйста, — попросила я уже почти шепотом.
Он покачал головой, будто отвечая самому себе, затем отошел от меня и сказал что-то приглушенным голосом женщине из регистратуры, указывая на меня. Потом он махнул мне рукой, чтобы я подошла, и ушел прежде, чем я успела подняться на высокую ступеньку. Женщина протянула мне небольшой листок бумаги.
Дом, в котором Этьен снимал комнату, находился в десяти кварталах от больницы. Я уверяла себя, что Этьен все еще здесь, что он не уехал из Олбани. Этьен не оставил бы меня таким образом, тем более сейчас. Он сказал, что мы поженимся. Он сказал: «Наш ребенок».
Он не мог просто взять и уехать во Францию, не поговорив со мной, не объяснив, что произошло, что за семейные обстоятельства. И не сообщив, когда вернется ко мне.
Дом был высоким и узким, из хорошо сохранившегося красного кирпича, кремовая краска вокруг окон и двери была, очевидно, совсем свежей. На одном из окон фасада висела табличка, написанная от руки: «Аренда меблированных комнат». Я сказала себе, что в доме много комнат и табличка не обязательно имеет отношение именно к комнате Этьена.
Я постучала в дверь, и ее открыла пожилая женщина в аккуратно выглаженном домашнем платье с белым кружевным воротником.
— Извините, — с ходу сказала она. — Комнаты еще не убраны как следует. Если вас не затруднит прийти снова через несколько дней, я смогу показать...
— Нет! — выпалила я, перебивая ее и делая глубокий вдох. — Вообще-то я друг доктора Дювергера.
— Он больше не живет здесь, — произнесла она, закрывая дверь, но я придержала ее рукой.
— Я знаю, — сказала я; меня охватила еще большая паника, чем в больнице. — Я знаю, — повторила я, — но... — Я внимательно вгляделась в ее лицо. — Но он попросил, чтобы я зашла посмотреть, не оставил ли он свой черный кожаный портфель. — Я не знала, откуда взялась эта фраза, но я хотела — мне было просто необходимо — зайти в комнату Этьена. Мне нужно было убедиться в том, что он уехал.
— Кожаный портфель?
— Да. Черный. С медной застежкой. Он очень любит его и попросил меня... как я уже сказала вам, поискать его.
Говоря это, я все сильнее толкала дверь, а потом просто взяла и вошла в холл, где ощущался слабый запах вареного мяса. У Этьена и в самом деле был такой портфель; я видела его лежащим на заднем сиденье машины, когда он отвозил меня в поликлинику. По крайней мере, хоть это было правдой.
— Ну что ж, неудивительно, что этот доктор что-то забыл. Он явно уезжал впопыхах.