Шафрановые врата

Холман Линда

Я снова повернулась к ней.

Она кивком указала на мой живот.

Я отняла руку от рта.

— Откуда вы знаете?

Она склонила голову набок.

— Женщина заметит признаки этого, если присмотрится. К тому же в скором времени это станет видно всем. Скажи, как ты будешь путешествовать, одинокая женщина без кольца на пальце и с животом, будто размахивая перед всеми флагом? Хочешь, чтобы люди осуждали тебя?

Миссис Барлоу никогда раньше так со мной не разговаривала. Я прочистила горло.

— Меня не волнует, что

другие думают обо мне. Вы знаете это. Меня никогда это не волновало.

Она опустила глаза, совсем ненадолго.

— Возможно, было бы лучше, если бы тебя это волновало, Сидония. Возможно, тогда ты не оказалась бы в таком положении. Боже мой! Если бы твоя мама видела, что ты приводила в дом мужчину, завела интрижку...

— Теперь уже бесполезно ругать меня, миссис Барлоу. — Я заговорила на повышенных тонах, как и она. — Моя мама давно умерла. А это не ваше дело.

Миссис Барлоу отшатнулась от меня, как будто я дала ей пощечину, и я знала, что сделала ей больно. Но я злилась на нее, потому что она сказала правду.

— Извините, миссис Барлоу, — быстро сказала я. — Вы всегда были так добры к нам. Ко мне. — Мне не хотелось вспоминать о том, что я не платила мистеру Барлоу за аренду несколько месяцев после смерти отца, ведь я не знала, известно ли об этом миссис Барлоу. — Это просто потому, что я... я люблю его, миссис Барлоу. И он тоже любит меня. Я это знаю.

Тогда миссис Барлоу обняла меня.

— Они всегда действуют осмотрительно, когда чего-то хотят, Сидония. — Она вздохнула, и я наклонилась к ней. — Ты так мало знаешь жизнь, моя девочка, — сказала она. — И мужчин. Я понимала, что одна проблема переросла в другую. Я понимала это, Сидония, но ты так скорбела по своему отцу, что я подумала: ну что ж, Нора, пусть девочка немного развеется.

Она отошла от меня.

— Но удовольствия не бывает без боли, Сидония. Нет удовольствия без боли, — повторила она. — И это так же естественно, как и морозы зимой.

За день до своего отъезда я зашла в сарай. Старая «Модел Ти» все еще находилась там, накрытая плотным брезентом. Я стянула его и провела рукой по капоту, но в салон не забралась. Я вспомнила, как отец сидел в ней и курил трубку. Я вспомнила маму, сидящую в кухне за столом перед швейной машинкой. Я вспомнила о том, каким тоном Этьен произнес «наш ребенок».

И тогда я снова натянула брезент на машину.

Я пошла к пруду, чтобы в последний раз взглянуть на него. Была первая неделя марта, день выдался теплый, повсюду слышалась капель. Лед посредине пруда стал тоньше, а у берега совсем растаял. Слабый ветерок поднимал на воде красивые маленькие гребни, которые, как тоненькие язычки, надвигались на землю. Свет переливался на воде, ощущался запах весны и свежести, и казалось, что это начало новой жизни.

Я положила руки на живот, еще совсем небольшой.

Глава 16

Мне

пришлось остаться на ночь в Марселе: корабль в Танжер отплывал на следующий день ближе к вечеру. Я была совершенно измотана неделей плаванья из Нью-Йорка, хотя почти ничего не делала, только лежала на своей узкой кровати и дважды в день гуляла одна по палубе. В порту я безучастно смотрела, как грузят мои вещи в такси, а потом мы ехали по городу к отелю, который мне порекомендовали на корабле.

В отеле портье попросила меня назвать свое имя, я замялась, но потом сказала:

— Мадам Дювергер.

Я не планировала говорить это, и у меня не было причин лгать.

— На сколько дней?

— Только на сегодняшнюю ночь. Я пересаживаюсь на другой корабль, следующий до Танжера, завтра в конце дня.

Не знаю, почему я решила, что мне следует рассказывать о своих планах этой неулыбчивой и кажущейся суровой женщине. На значке, прикрепленном к ее блузке, было написано ее имя — мадам Буиссон. Она протянула руку.

— Вы хотите, чтобы я заплатила вперед?

Она покачала головой.

— Ваш паспорт, мадам. Паспорт будет у нас, пока вы не уедете.

Я нервно сглотнула.

— В этом нет необходимости, — сказала я.

— Таковы правила, — заявила она мне, все еще протягивая руку. — Ваш паспорт, — повторила она.

Я полезла в сумку и протянула ей документ — маленькую книжечку в красной обложке. Она открыла ее, посмотрела на мою фотографию. Выражение ее лица сразу же изменилось, как только она дошла до страницы с моим именем, датой рождения и семейным положением: «Сидония О'Шиа. 1 января 1900 г., Олбани, штат Нью-Йорк. Не замужем».

Даже если мадам Буиссон не могла читать по-английски, она увидела, что имя, которое я назвала, совсем не то, что значилось у меня в паспорте. И я была не мадам.

Она ничего не сказала, но повернулась и вышла с моим паспортом в маленькую комнату позади стола. Вернувшись, она протянула мне большой металлический ключ с кожаным ремешком.

— Комната 267, мадам, — сказала она, и я была благодарна ей, что последнее слово она произнесла без сарказма. — Мальчик скоро принесет ваши вещи.

— Мерси, — сказала я и, глубоко вдохнув, стала медленно подниматься по деревянным ступенькам на второй этаж.

Комната была маленькой, но чистой, с роскошной salle de bain[44] . Я присела на край кровати в ожидании своего багажа, намереваясь сразу же раздеться и приготовиться ко сну. У меня не было желания посмотреть Марсель. Доки были грязными, заваленными разным грузом, то тут то там в свободных позах сидели смуглые мужчины и исподтишка наблюдали за происходящим. По дороге в отель я видела много очень худых детей и осыпающиеся обветшалые развалины высоких зданий.