Шаг в палеолит
Шрифт:
Найдя удобный спуск к воде, я настроил свою закидушку.
– Дядя Пётр, а что это такое? – тут же влез любопытный Белка.
– Это, Белка, правильная снасть. Запомни, боец, чем лучше и правильней снасть, тем больше твоя охотничья удача.
– А что такое «боец»?
– Не что, а кто! Боец – это тот, кто слушает умного дядю и делает то, что говорит. Он многое умеет и потому много работает. От этого у него здоровый сон, отличный аппетит и бывает ему счастье. Хочешь быть бойцом?
Ну ещё бы Белке не хотелось. Правда, на сон и особенно аппетит он
– Ну что, боец, готов пожертвовать ценные ракушки на общее дело?
– Ага! – Пацан без сожаления достал из-за пазухи две ракушки.
– Тэ-экс, теперь смотрим и запоминаем. Берём ракушку, разбиваем и нанизываем на крючок её содержимое. Крючок – это вот такая очень ценная штука, с ним нужно быть крайне осторожным, он невероятно острый. Теперь размахиваемся и… эх, закидываем. Закрываем на катушке дужку. И ждём. Сейчас и проверим, как нас отблагодарит вода, чем с нами поделится.
– Дядя Пётр, а можно я тоже буду боец? – Это Лисёнок.
– Ну-у не-ет, бойцом у нас будут только мужчины, а ты будешь кудесница!
– А кто такая «кудесница»?
– Это та, кто делает разные красивые удивительные вещи.
– Как серьга?
– Вроде того.
– А… я ничего не умею, – расстроенно заявила девочка, состроив печальную моську.
– А я тебя научу, – весело подмигнул я ей.
Но тут леска медленно, но уверенно начала натягиваться. Я до сих пор всё не привыкну, как шустро здесь клюёт рыба. Казалось, и пары минут не прошло.
После резкой подсечки я понял, что попалось нечто весьма увесистое. Ну, дык, ракушка для сома – самое оно! Каково же было моё удивление, когда после существенных усилий я выволок на берег рыбу килограмма на четыре, явно имеющую отношение к осетровым. То ли такая крупная стерлядка, то ли мелкий осётрик. Ай, спасибо, речка! Ай, уважила! Так и самому недолго поверить, что я тут детишкам плету.
– Ух ты какая! Ух ты! – От возбуждения Белка не мог усидеть на месте. – Сестрица, ты видела, чего поймал дядя Пётр на мою ракушку?!
– Так, боец, прекрати скакать! Иди сюда, сейчас ты будешь ловить. Запомнил, как я делал?
Я заставил его проделать все манипуляции под своим руководством, естественно, и даже позволил закинуть снасть в воду. Кинул он, конечно, не так далеко, как я, но вполне приемлемо.
Не успели мы присесть, как леска натянулась снова. У нас, у рыбаков, это называется – в рот попал.
– Тяни! – скомандовал я пацану, и… началась эпическая битва. Белка тянет рыбу на берег, рыба тянет Белку в воду.
– Сам! Сам! – подбадривал я его. – Давай, боец, ты справишься!
– Тяни, братец, тяни! – подпрыгивая и хлопая в ладоши, кричала Лисёнок.
Когда на берег вытянули – я чуть-чуть помог в самом конце – ещё одну стерлядку, да кабы не побольше, чем первую, Белка обессиленно привалился к берегу. Он был бледен, его слегка потряхивало. Уж что такое адреналиновый шторм в крови после поимки крупной рыбы, я прекрасно знаю. Лисёнок прижимала к себе брата и гладила его по голове.
– Ты молодец,
– Это я поймал её? – потрясённо спросил Белка.
– Конечно, ты! – заверила его сестра. – Теперь ты настоящий охотник!
В лагерь возвращались шумно и весело. Пришедший в себя Белка, подпрыгивая и размахивая руками, рассказывал, как он боролся с рыбой, и всё время пытался помочь мне её нести, то и дело хватая руками за хвост. А Лисёнок всё повторяла: «Молодец, молодец». В лагере они резко притихли. Возле костра на большой связке шкур сидел Хатак.
– О-о, гость в дом – радость в дом. Смотри, что сегодня у нас на ужин, – потрясая рыбой, весело приветствовал его я.
– Удачно, удачно, – кивая, улыбнулся Хатак. – Но ты не забыл, нам скоро идти на Большой костёр?
– Не настолько скоро, чтобы не съесть по большому жареному куску этой чудесной рыбы.
Когда процесс приготовления шёл полным ходом, Хатак сказал:
– Это, – похлопал он по объёмному тюку со шкурами, – я принёс тебе. Вот смотри. – Он раскатал принесённое «богасьтво» у моих ног.
Да уж! Пара десятков шкурок зайца, с десяток лисьих, две большие волчьи шкуры, а ещё несколько шкур, наверное, от сурка. И все зимние, некоторые вполне приличной выделки, что очень меня удивило. И это только мелочь. Были ещё две шкуры косули, лохматая, большая и тяжёлая шкура от быка или бизона и две очень качественные от дикой лошади. В светло-серую полоску. Не зебра, конечно, но тоже прикольно. И ещё большой кусок, напоминающий сыромятную кожу. И это намного-намного больше, чем я рассчитывал.
Я молча поднялся и принёс из шалаша тул с дротиками.
– Возьми, Хатак, это теперь твоё.
Хатак было дёрнулся, в глазах промелькнула радость… Потом он опустил голову и глухо пробормотал:
– Нет. Это, – обвёл он рукой шкуры, – намного меньше маленьких копий. Да, намного.
«Ого, – промелькнуло у меня в голове, – вот это тут расценочки!»
– Не дури, старый, – всунул я ему в руки дротики, – такого добра я сделаю ещё. Это я как раз умею, а вот выделывать шкуры знаю только… э-э-э… – я никак не мог подобрать замену слова «теоретически», – только видел, как делают другие. Короче, ты очень меня выручил, мой друг.
Было видно, Хатак был невероятно доволен. Он пробовал пальцем остроту наконечников, ласкал ладонью ровное гладкое древко, ловил баланс.
– Этим, да, именно этим, как ты говоришь, дротиком я убил гиену в глаз.
– Это был великолепный бросок, Хатак! Тут мне до тебя далеко.
– Хе-хе, тут многим и помоложе тебя в этом со мной не сравниться!
– Но скажи, мой друг, откуда у тебя столько шкур?
– За долгую жизнь старый Хатак много где побывал, много чему научился. Не у одного тебя, Пётр, руки из правильного места растут. Много кому чего я сделал хорошего, опять же, охотничья удача всё ещё не покинула меня. Теперь пришёл к людям, попросил, и они дали то, что мне нужно. А потом принёс это тебе. Всё просто.