Шаги в бесконечности
Шрифт:
«Пион» напоминал щепку, захваченную бешено мчащимся потоком. Расчеты расчетами, но приходилось полагаться и на интуицию. В ней Икарову нельзя было отказать. Еще раз все соразмерив, капитан включил боковые дюзы. Тут же вскочил в манипулятор. В глазах потемнело от нарастающей перегрузки. Даже сюда, в рубку, проникал грохот боковых двигателей.
Икаров перевел взгляд с экрана на шкалу топлива. Красная точка на ней быстро скользила к нулю. Топливо маневра, рассчитанное на кратковременную работу, кончалось. Минута… полминуты… десять
Манипулятор, в котором пребывал Икаров, превратился в нежнейшую перину. Кровь' прихлынула к голове, и капитан вытер обильно проступивший пот. Боковые дюзы сделали свое дело, и снова на «Пионе» воцарилась невесомость. Черный провал на экране дрогнул и медленно пополз в сторону.
– Корабль вышел на орбиту спутника Тритона, – сообщил капитан экипажу.
Теперь у Икарова появилось время поразмыслить над происшедшим. Больше всего капитана беспокоило возвращение на борт «Пиона» сигнала, посланного на Землю. Возврат депеши послужил предметом обсуждения всего экипажа.
– Случайное отражение от экранирующего поля, – высказал предположение Кельзав, штурман корабля.
– Экранирующих полей здесь нет, – возразил Энквен.
– Депеша вернулась не случайно, – сказал Икаров, – Виновата гравитация Тритона. Это она возвратила сигнал, не дав ему вырваться в открытое пространство.
– Не может быть, чтобы притяжение удержало сигнал, – не согласился Кельзав.
Логическое мышление штурмана, весь его предыдущий опыт восставали против подобной диковины.
Икаров посмотрел на помощника.
– Твое мнение, Энквен? – спросил он.
Робот колебался.
– Говори, – велел капитан.
– Считаю нужным твои слова проверить на опыте, капитан, – сказал Энквен.
– Разумное предложение, – согласился капитан. Экипаж поддержал его.
Несколько белковых по приказу капитана скрупулезно проверили всю передающую и приемочную аппаратуру. Ревизии подвергался каждый блок, каждая емкость, каждое сопротивление. Что-что, а проверить механизм, отладить устройство, пусть самое сложное, – это белковые умели.
Тем временем Энквен вышел наружу, чтобы проверить систему антенн. Капитан следил за его действиями и руководил ими. Робот осторожно перемещался от антенны к антенне. Осторожность была вызвана тем, что поверхность корабельной обшивки казалась изогнутой – следствие искривления пространства, вызванного неумеренной гравитацией Черной звезды.
«Сбылось то, о чем ты грезил, Лобачевский, – подумал капитан Икаров.
– То, о чем ты грезил в долгие беспросветные ночи, не понятый и осмеянный современниками. Ты верил в свои идеи и не согнулся, не сломился до самой смерти. Слепой, угасающий старик, ворочающийся без сна на постели, ты видел в мечтах корабль землян, пронзающий просторы космоса. Мы приняли твою эстафету, Николай Лобачевский. «Пион» не уронит ее».
Следы Энквена на обшивке слабо светились. Небо было абсолютно черным, но к этому
Кончив работу, Энквен выпрямился и замер.
– Как антенны? – мысленно спросил Икаров по биопередатчику, который в новых условиях стал работать так хорошо, как никогда до этого.
– В порядке, капитан, – ответил робот.
– Возвращайся в отсек, – велел Икаров и сел к приемопередающему устройству. Сейчас все прояснится… Он набросал текст передачи и послал депешу в эфир. Через короткое время замигал глазок приемника: волны, отраженные невидимой преградой, возвратились к своему источнику.
– Капитан, у нас есть еще направленный передатчик, – напомнил вошедший в рубку Энквен.
– Пустое, – бросил Икаров, но тем не менее включил направленный передатчик и принялся бросать депешу, закодированную в узком, как нить, кинжальном луче, в разных направлениях. И каждый раз посылаемая в пространство депеша с неумолимостью возвращалась обратно…
«Пион» был замкнут в тюрьму, из которой даже луч не мог вырваться.
Кельзав, наблюдающий за курсом корабля, обнаружил странное явление. От источника, расположенного на капитанской рубке, отделился луч, тонкий, как струна. Но струна тут ясе изогнулась, образовав гигантский круг: луч вернулся в точку, из которой появился. Затем круги завертелись, меняя положение, но каждый раз луч возвращался обратно.
Штурман тщательно зафиксировал на пленку удивительное явление. «Когда сменюсь с вахты, покажу микрофильм капитану», – решил он.
Свыкнуться с новым положением было нелегко. Стены отсеков, пол, плоскости приборов – все странно изогнулось, если верить глазам, и оставалось по-прежнему ровным, неискривленным, если верить показаниям тех же приборов.
Искривленное пространство выкидывало с кораблем и его экипажем все новые штуки.
Однажды утром, войдя в головную рубку, Энквен застал капитана за странным занятием. Икаров зачем-то ощупывал панель, на которой были смонтированы навигационные приборы «Пиона». Он прикладывал к изогнутой на вид панели линейку, столь же изогнутую, натянутую нитку, отходил на шаг от пульта и подходил к нему снова.
– Доброе утро, капитан, – произнес робот.
Икаров посмотрел на помощника, словно видел его впервые.
– Так я и знал, это ты виноват, – пробормотал Икаров, не сводя взгляд с Энквена.
Энквен выдержал взгляд.
– Что случилось, капитан? – спросил он.
– Как стоишь? Как держишься? – закричал Икаров.
Робот повел плечом.
– Не сутулься, Энквен, – попросил капитан.
– Я стою прямо, – ответил робот.
– Ты изогнулся, словно циркуль! А с тебя берут пример другие члены экипажа, – сказал капитан. – Смотри!