Шаги в бесконечности

Михановский Владимир Наумович

Икаров подошел к телескопу и прильнул к нему. Абсолютно черная пелена. Ни звездочки!

Энквен и Кельзав приблизились к телескопу, ожидая, когда капитан освободит его.

– Пожалуй, он не поместится в головной отсек, – окинул Икаров взглядом шеститонную громоздкую махину.

– Не поместится, – подтвердил Кельзав.

– Куда же вы решили поместить его? – спросил капитан, окидывая взглядом телескоп.

– Пока в оранжерейный отсек. Там много места, и, кроме того, отсек будет сжигаться в последнюю очередь, – сказал Энквен.

– Не

нужно. Оставьте телескоп здесь, – сказал капитан, погладив рукой рефрактор.

– Сжечь телескоп? – переспросил Кельзав.

– Это даст нам энергию на несколько дополнительных часов, – произнес Икаров.

– Капитан, телескоп уникален, – напомнил Энквен.

– Зато ценой телескопа, может быть, удастся сохранить оранжерею… – бросил капитан. – А она представляет куда большую ценность.

Энквен выкрикнул несколько имен. Три или четыре белковых робота подошли к нему, вооруженные лазерными пистолетами. Капитан вышел из отсека в центральный коридор. Роботы направили искривленные лучи лазерного огня на стены. Лучи ползли вдоль линий, заранее намеченных Энквеном.

Один робот возился у телескопа, разрезая его на равные части. Икаров отвернулся.

– Через десять минут астрономический отсек будет разрезан, – сказал Энквен. – Какой следующий?

– Лабораторный, – сказал капитан и, прыгнув на ленту, помчался к головной рубке.

Близилась минута включения главных двигателей корабля. Икаров еще раз проверил навигационные приборы, переложил поближе биопередатчик и блок с записью голоса Лин. Он так и не дослушал его до конца. Строки о витках спирали, которые подсказали ему путь к спасению, капитан прослушивал бессчетное число раз, а все остальное берег, чтобы послушать, когда «Пион» двинется в путь и тело скует многотонная тяжесть перегрузок.

Кажется, ничего не забыто. Каждый из двенадцати членов экипажа получил участок, за который отвечает. У каждого в распоряжении имеется несколько манипуляторов.

Что касается автоматики, то она в условиях Тритона капризничала и особых надежд на нее Икаров не возлагал. Хорошо, что белковые роботы были воспитаны без ограничителей. В результате они обладали гибкой системой мышления, которая может приспосабливаться к новым, необычным условиям, вроде тех, в которые попал «Пион». А будь у белковых ограничители, подумал Икаров, роботы наверняка вышли бы из строя, как выбыла почти вся автоматика корабля.

Капитан забрался в манипулятор, которому велел приблизиться к главному пульту корабля.

«Пора!» – решил он, сжав биопередатчик. Сигнал старта прозвучал во всех отсеках одновременно. Тело Икарова тотчас медленно стало наливаться ядом тяжести. «Пион» начал свой долгий путь на волю.

Первые витки, связанные с относительно малым ускорением, корабль прошел успешно. О том, что отклонений от расчетной траектории нет, говорили спокойные зеленые глазки на капитанском пульте.

Белковые по очереди докладывали Икарову каждый о своем участке. Кое-кому капитан давал указания.

Чаще

всего взгляд капитана останавливался на маленьком квадратном окошечке, примостившемся в углу пульта. В окошечке медленно, мучительно медленно перемещались цифры, уступая место одна другой. Цифры показывали, на сколько километров «Пион», двигаясь по спирали, удалился от центра Черной звезды.

Преимущество спирали перед прямым путем состояло в том, что спиральный путь давал возможность удаляться от Тритона «малыми шагами». Но на каждый такой крохотный шаг едва хватало мощности всех дюз «Пиона». Об отрыве от Черной звезды по радиальному направлению при такой гравитации и мечтать не приходилось.

Первые витки самые легкие. Путь предстоит длинный. Нужно беречь силы. Икаров решил вздремнуть, велев манипулятору разбудить его, если на корабле возникнет непредвиденная ситуация.

Усталый мозг капитана забылся в кошмаре.

…В рубку, в которой лежал Икаров, вошли белковые роботы. Они двигались фантастической чередой, дико искривленные, троерукие, двуглавые. Роботы несли толстые металлические плиты. Только Энквен, который жался среди замыкающих, был без ноши.

– Почему вы не на местах? – хотел крикнуть капитан, но голос, как это бывает во сне, сорвался на еле слышный шепот. Роботы, однако, его услышали.

– Все отсеки «Пиона» сожжены по твоему приказанию, – ответил Кельзав, стоявший впереди. – Остались только фотонные отражатели да этот отсек.

– Капитан, нам не вырваться отсюда, – сказал Энквен, выходя вперед.

– Энергия исчерпана.

– Прикажи отключить двигатели, капитан! – присоединились остальные.

– Тихо, – выдохнул капитан, и роботы смолкли. Они сгрудились вокруг манипулятора, в котором лежал капитан, и изломанные плиты казались обломками кораблекрушения.

– Вы покинули свои посты, – еле слышно прошептал капитан, глядя на команду.

Роботы сделали к нему еще шаг.

– На корабле, оказывается, есть еще запасы топлива для аннигиляторов, – сказал капитан и скользнул измученным взглядом по плитам. – Вы утаили это от меня.

Роботы замялись.

– Плиты нужны нам для другого, капитан, – нарушил Кельзав длинную, как вечность, паузу.

– Для чего?

– Сейчас увидишь, капитан, – бросил кто-то из экипажа.

– По местам! – прохрипел капитан. Он хотел выскочить из манипулятора, но не смог пошевельнуться. Перегрузки спеленали его, словно младенца.

– Капитан, подчинись логике реальности, – сказал Кельзав. – Она неумолима. Отключи двигатели.

– И ты окунешься в невесомость, – добавил Энквен, глядя на распростертого капитана.

– Если сейчас отключить двигатели, вы навеки останетесь в плену, – еле шевеля непослушными губами, прошептал капитан.

– Пойми, капитан: энергия кончается, – сказал Кельзав. – Наша задача – растянуть ее на возможно более долгий срок. Истощив запасы, мы все равно не вырвемся отсюда…

– Нам не долететь до Солнца!