Шагни в Огонь. Искры
Шрифт:
Но забыться не получилось.
Наоборот – чем дольше он шёл, невольно заставляя расступаться до отвращения беспечный сброд, тем бессмысленней виделась ему вся затея прийти в город.
Может быть, именно для того чтобы избавиться от неправильного одиночества, чтобы отказаться от притворного участия в чужом веселье, темноволосый элхе и свернул на когда-то неплохо знакомую узкую улочку. А может, ноги привели его сюда сами, по собственной воле – Ацу давно перестал задумываться о направлении.
– Мы так рады, господин, –
Подняла глаза, улыбнулась, не показывая зубов:
– Может быть, Вы желали бы назвать имя подходящей собеседницы? Кому дозволено скрасить Ваше драгоценное время?
Ацу сдвинул брови. В голове вертелись яркие лоскуты ткани, слышался полузабытый беззаботный смех. Когда-то здесь была девочка, с которой удобно разговаривать.
– Облако, – наконец память выдала имя бывшей возлюбленной Тардиса.
– Ах, какая жалость, – нария перед ним снова глубоко склонилась. – Облако оставила нас около года назад, так горестно, что мы не можем выполнить Ваше желание. Быть может, кто-то иной?
Вот как, Облака здесь больше нет?
Что ж, это лишь естественно. Время не стоит на месте. Но кого же тогда назвать? Имён других нарий Ацу не помнил.
Девушка ждала, не поднимая глаз.
– Тогда, – практикант замялся, – тогда... – узор на правом плече одеяния нарии вдруг показался ему знакомым. Жёлтые листья, сошедшиеся в ноябрьском хороводе, сезонный мотив, не подходящий для апреля. Но что-то напоминающий. – Тогда Осень.
Ацу произнёс это имя и сразу же с запоздалым сожалением подумал, что, верно, Осени уж точно нет в этой нарайе, если ушла и Облако. Осень тогда, пять лет назад, выглядела старшей из присутствующих. Значит, должна была уйти раньше, чем Облако. Значит, сейчас ему скажут, что и её нет. Значит...
Что же, тогда Ацу уйдёт. Желания знакомиться и флиртовать с новыми юными девочками он не испытывал. Хотелось отдохнуть, расслабиться в компании с кем-то знакомым, с кем-то, кто выслушает и помолчит в нужных местах.
– Осень! – радостно улыбнулась нария. – Мы рады исполнить Ваше желание и счастливы, что Ваша память сохраняет имена наших жалких служанок.
Осень здесь?!
Ацу постарался скрыть удивление.
– Соблаговолите проследовать за провожающей, – нария повела рукой, и в комнате появилась девочка в маске. – Осень осмелится нарушить Ваш покой спустя несколько мгновений, простите заранее за неудобство ожидания.
Девочка улыбнулась ему одними сомкнутыми губами.
***
Её Тенки приметил сразу же, как только заглянул в эту тёмную, заполненную дымом и пьяными голосами, пропахшую потом и жареным мясом пивную. Девочка резво сновала между беспорядочно расставленными столами – тут, в квартале рабочих и портовых грузчиков, столы расставляли, следуя не законам красоты, а лишь бы больше вместилось, –
Тенки понравился жест, которым она закидывала за спину распущенные и всё норовившие попасть в пиво волосы – длинные, прямые, коричневые – одним грациозным, очень женственным движением. Да и передничек чудесно сидел на девчонке, обрисовывал маленькую, но красивую грудь, подчёркивал талию.
Есть не хотелось – сюда нинъе пришёл не за жратвой. Западный район: главный речной порт столицы, ремесленные кварталы, самый большой процент нинъеского населения. Здесь можно было почувствовать себя дома, будто в Валиссии – если забыть о неизбежных элхеязычных строчках меню, о прихотливо завитых элхеских же буквах на вывесках и постоянно встречавшихся на улицах ушастых экстремалах из числа коренного населения, желающих попробовать на вкус атмосферу сборищ нинъе.
Сюда Тенки пришёл не за едой – за развлечением. Потому и не стал проходить, садиться за столик рядом с каким-нибудь хмурым работягой, подзывать девчонку, чтобы выговорить ей заказ. Торчал столбом у входа, в полумраке – свет сюда почти не доходил, – нахально пялился на неё, ждал. Хотел, чтобы почувствовала взгляд, обратила на незнакомца внимание, чтобы обеспокоилась.
Беспокоиться она начала где-то спустя полчаса. Тенки устал подпирать стенку, но взгляды, что темноволоска начала на него бросать, вознаградили за долгое ожидание.
Было интересно наблюдать за сменой эмоций на её лице. Сначала недоумение, тревога: зачем пришёл, если не собирается есть, зачем торчит там без движения – потом уже яркое, явное волнение, когда девчонка поняла, что взор симпатичного практиканта следит за ней неотрывно. Смесь кокетства с некоторым страхом – что ему надо?
Тенки ждал. Девчонка должна была или сбежать, возможно, нажаловаться хозяину, мужчинам-работникам, – и тогда на время придётся ретироваться, – или же, побуждаемая любопытством, приблизиться к нему, заговорить. Могла, правда, притвориться, словно ничего не замечает, и тогда уже нинъе должен будет сменить политику. Тенки, однако, надеялся, что совершать лишние телодвижения не придётся. Хотелось, чтобы подошла сама.
Тенки ждал. Всё чаще ловил её взгляды. Пару раз ответил улыбкой – широкой, неподдельной, окидывая заодно красноречивым взором её ладную фигурку. Пусть не обманывается, принимая его за поджидающего дружка парня, за ещё какого бездельника, пусть поймёт сразу – интересует практиканта только она. И только с единственной целью.
Пусть понимает сразу, по глазам.
– Господин что-то желает? – она всё-таки не выдержала.
Пробралась к нему сквозь толпу, на маленьком личике читалась забавная решительность. Собралась, видно, намекнуть застывшему на месте гостю, что пора бы и честь знать, не отпугивай, мол, честных едоков, не маячь: или садись и плати, или топай восвояси.