Шагни в Огонь. Искры

Мичи Анна

– Отобрать чужую жизнь – это действие. Его не совершит никто, кроме тебя. Как и любой другой поступок. И никто, кроме тебя, не будет за это в ответе. За любой твой поступок.

Обеими ладонями практикант накрыл лицо. Ледяные пальцы приятно охладили разгорячённую кожу. И слова Осени тоже – вдруг легли на жаркое, иссушенное сердце дарующей освобождение прохладой, обернулись пониманием.

Она была права. Следовало принять свою судьбу, свою судьбу в каждом мгновении жизни.

– Даже всего лишь просыпаясь утром, принимая пищу, слушая слова учителей, мы живём, –

говорила Осень тихим мягким голосом. – Каждую секунду, каждый миг мы совершаем поступки. Только мы, мы сами, никто иной. И каждый поступок создаёт нашу жизнь. Нельзя существовать, не внося изменения в окружающий мир. И смерть, и рождение – есть лишь события, которые ничем не отличаются от прочих.

Ацу слушал. Закрыв лицо руками, сомкнув веки, только слушал, внимал.

– Имеет значение всё. Надо лишь помнить об этом.

Тёплая ладошка прикоснулась к его кисти, мягко повела, отнимая от лица.

– Не нужно страшиться неизбежной ответственности. Не нужно вовсе страшиться неизбежности.

Теперь Осень смотрела в его глаза, смотрела долго, серьёзно, словно протягивала мост между двумя мирами. Словно подавала руку, помогая выбраться из тьмы. Алые её радужки виделись пламенем. Горячим, нежным пламенем – такое не жжёт, лишь согревает, лишь освещает.

Кажется, наконец-то овладевшая Ацу беспощадная обречённость немного ослабила хватку.

Осень, словно уловив изменения в его настроении, ласково улыбнулась. Бросила взгляд в сторону, на безмолвные маски, шевельнула губами, сделала едва заметный жест. Музыка сменилась – вместо плавных, тягучих мотивов заиграли весёлые колокольцы, флейта исчезла, послышался стук тамбуринов.

Лёгкий огненный ритм с нотками древних песен.

Ацу поставил локти на колени, отдаваясь мелодии. Осень рядом снова наполнила чашечку, придвинула ближе, приглашая взять. Бездумно практикант поднёс вино к губам.

– Скажи, что сталось с Облаком? – весёлый простой мотив вдруг напомнил о девушке с таким же, весёлым и простым, характером, о равнодушных словах встретившей мага нарии: «Она оставила нас».

– Облако... – собеседница Ацу чуть усмехнулась, показалось на миг – грустно. – Все уезжают рано или поздно, какая иначе дорога женщине?

– А ты?

– Я... – Осень глянула в сторону, в пространство, улыбнулась невидяще. – Только здесь я могу быть свободной.

– И что же дальше? Ты не выйдешь замуж?

– Пока могу, буду принимать гостей, – девушка вдруг посмотрела на него, усмехнулась неожиданно лукаво. – Потом стану учить младших, присматривать за ними. Потом, когда скоплю достаточно, открою свою маленькую нарайю. Под крылом нашей наны. Может, и рожу ещё.

– Не выходя замуж? – изумился Ацу.

– Это Вас отвращает? – её огромные алые глаза оказались совсем рядом, мягкие волосы проехались по руке, рассыпался сухим шелестом смешок и тут же исчез.

Сердце застучало сильнее.

Ладонью Ацу завладели её тонкие тёплые руки, пробежались подушечками пальцев, вызывая дрожь.

Пересохло горло, Ацу застыл, как истукан, боясь пошевелиться, не зная, что

делать. Щекой он чувствовал взгляд девушки и очень страшился посмотреть в её сторону. Пока не раздался новый смешок и прикосновения пальчиков исчезли.

Тогда глянул несмело, опасаясь увидеть в алых глазах вызов, приглашение – но Осень смотрела по-прежнему мягко и ласково, по-сестрински.

– Ты ещё не знаешь Огня, – произнесла она, и Ацу почудился в этих словах отголосок разочарования.

– Огня? – переспросил практикант, хватаясь за спасительную чашечку.

– Да. Встретишь когда-то её – ту самую, единственную, тогда и поймёшь. Сейчас ты всё равно что сложенный костёр, без прикосновения жизни, без пламени. Придёт срок – и узнаешь священное пламя.

И опять её слова упали тяжело, заставив задуматься.

Сначала показалось, что Осень ошибается – присутствие женщины совсем рядом, так близко, не оставляло Ацу равнодушным, и полным отсутствием интереса к существам противоположного пола он тоже похвастаться не мог, тем более что порою такой интерес случался весьма некстати. Просто эти чувства никогда не перехлёстывали через край, не разливались так, чтобы затопить внешнее спокойствие и размыть его, разрушить.

Но потом пришло в голову иное.

– Я следую за старшими, подчиняюсь чужим приказам, – медленно произнёс Ацу. – Так и надо, я знаю, но что будет далее? Всю жизнь мне суждено прожить согласно чужим словам?

Отец, учителя, наставник Юстеддия-илиэ. Впоследствии – старшие маги. И опять отец – власть его над жизнью сына не ослабнет никогда. Это естественно, на этом зиждется мир: младшие обязаны повиноваться старшим, чтить родителей.

Но иногда оживали сомнения. Верно ли поступает Ацу, не пытаясь найти своей дороги? Хорошо ли, если нет захватывающих душу желаний, не наполняют сердце сводящие с ума страсти? Правильно ли это?

– Ты просто ещё не проснулся. Ещё не пришёл срок.

– Что за срок? – Ацу метнул на Осень быстрый взгляд, будто в чертах её лица мог увидеть ответ.

Нария лишь улыбнулась:

– Ты узнаешь Огонь.

Окрестности Хиэй, май

В чёрном небе горела яркая звезда. Одна-единственная, словно королева мира. Ночь перевалила за половину, превратилась в колыбель, лелеющую в своей глубине новый день – ещё несколько часов, и королева мира потеряет сияние, уступая солнцу.

– Зачем мы пришли сюда? – спросил гортанный мужской голос, слегка ворчливый, с неотчётливым выговором.

– Посмотреть. Полюбоваться, – ему ответил такой же голос, голос-близнец, разве что не ворчливый, а напротив – благодушный.

– Людской столицей? Не смеши.

– Они называют себя элхе, – поправил благодушный. – И отделяют от других, от нинъе, – не забавно ли?

– Все они одного племени, – презрительно бросил собеседник.

– Разумеется.

На несколько минут голоса пропали, был слышен только ветер, касающийся листвы, дрожащий на кончиках травяных стеблей. И задумчивый и тихий стрекот насекомых.