Шах и мат
Шрифт:
На моей застеленной кровати действительно распластался человек.
Мое сердце замирает.
А затем вновь начинает биться со смесью облегчения и чего-то еще – неизвестного.
А потом падает в пропасть.
– Мэл, комната просто потрясная! – говорит мне человек на кровати. – Смотрю, ты хорошо устроилась, сучка. И все благодаря тому, что я вовремя рассказала тебе о том, как важно поддерживать людей с непереносимостью глютена.
Закрываю глаза. Делаю глубокий вдох. Открываю.
И скорее хнычу, чем
– Истон?
Глава 28
С августа ее волосы сильно отросли и теперь уже ниже плеч. Они выглядят более темными и блестящими, чем летом, после того как кончики выгорели на солнце, а морская вода сделала их более пушистыми. По-хорошему, я должна удивиться, как она изменилась, но удивляться тут нечему. Спасибо сталкингу в соцсетях.
– Зачем… Что ты здесь делаешь?
Истон перекатывается на кровати и приподнимается на локтях, чтобы лучше видеть меня.
– Сабрина мне написала.
– Сабрина?
Она кивает:
– Ну, такая, высокая? Достигшая половой зрелости? Жутко замкнутая?
– Я знаю, кто такая Сабрина, – трясу головой. – Она тебе написала?
– Это была моя ошибка – я дала ей свой номер, перед тем как уехала из Нью-Джерси. В ту самую неделю, когда ты заставила меня везде их подвозить. До сих пор не могу тебе простить.
– Ты переписывалась с моей пятнадцатилетней сестрой?
– Нет. Я не отвечала ей, когда она присылала мне тиктоки с танчиками, на которые мне плевать, или тиктоки с роллер-дерби, на которые мне плевать еще больше. Но несколько недель назад она написала про тебя. Так что я ответила.
Я постепенно прихожу в себя после полуинсультного состояния. Истон приехала. Она здесь, на моей кровати, и даже не сняла обувь, перед тем как туда плюхнуться. Мы не общались сто лет. Тысячелетие.
Возможно, я немного злюсь.
Я скрещиваю руки на груди:
– Разве ты не должна быть в Колорадо?
– Колорадо-шмолорадо.
Я прищуриваюсь. Возможно, «злюсь» не совсем правильное слово.
– Удивительно, что ты смогла бросить свой драгоценный колледж. Ты же его так любишь, – мой голос полон язвительности и обиды.
Истон наклоняет голову:
– Не помню, чтобы говорила подобное.
– Тебе и не нужно было.
– Ты умеешь читать мысли?
– Я умею читать то, что ты пишешь в соцсетях.
– Ну да, – она с мудрым видом кивает. – Я обнажаю там свою душу и рассказываю обо всех своих невзгодах.
Я опускаю взгляд, чувствуя себя жалкой идиоткой.
– Я хочу сказать, – добавляет Истон, пожимая плечами, – что понимаю, откуда у тебя такие мысли. Я думала о тебе примерно то же самое.
– Правда? –
– Так и есть. Но чтобы следить за великой Мэллори Гринлиф, сегодня не нужно подписываться на ее аккаунты. Например, на «Джезебел» есть целая статья про твой гардероб.
– Нет там никакой статьи, – выдыхаю я. Черт. – Или есть?
– Штуки четыре точно. Короче. – Она перекатывается на кровати и наконец садится на самом краю. – Невероятно унизительно узнавать из интернета о том, что твоя лучшая подруга, с которой ты дружишь много лет, с кем-то впервые в жизни встречается и даже не почесалась рассказать об этом…
– Я ни с кем не…
– …или она забыла упомянуть, что выиграла Открытый чемпионат Филадельфии, ее пригласили на Турнир претендентов и она в десны целуется с лучшим шахматистом в мире и выступает против него на чемпионате мира… Мне продолжать?
Я не отвечаю. Просто смотрю, как Истон встает и подходит ко мне. Десятки маленьких кусочков мозаики наконец соединяются в голове.
– Знаешь что? – она чешет висок. Красивые карие глаза смотрят на меня со всей серьезностью. – Когда ты начала писать мне все реже, я подумала, что ты забыла обо мне. У тебя теперь эта суперкрутая стипендия, реально горячий парень, призовые деньги. Боже мой, Мэл, ты теперь знаменита, и это так странно. Я подумала: ты решила, что я для тебя пройденный этап. Что ты переросла меня.
– Я…
– Но затем, – Истон поднимает указательный палец, – Сабрина написала мне, какой несчастной ты стала, и я вспомнила кое-что важное.
Я сглатываю:
– И что же это?
– Что ты идиотка.
Я вздрагиваю.
– Ты всегда была такой, – продолжает она, – и я понятия не имею, как могла об этом забыть. Ты никогда не хотела быть обузой даже до истории с отцом. Ты не хотела навязываться. Всегда бросала людей раньше, чем они успевали бросить тебя. Мне следовало быстрее осознать, что ты творишь, если бы я не увязла в собственных мыслях, – она облизывает губы. – В колледже… непросто. Порой очень даже невесело. А еще очень одиноко. Я потолстела почти на три килограмма. Мне теперь лифчик натирает.
– Ауч.
– Все в порядке, я заказала новый. Хочу сказать, что была слишком занята, чтобы понять: ты просто пыталась предугадать мой следующий шаг в своем шахматном мозге. – Она прерывается.
Я наблюдаю, как она с помощью пальцев ног избавляется от обуви.
– Думаю, когда я уехала, ты испугалась, что я забуду тебя. Так что ты решила забыть меня первой.
– Я не…
– Возможно, неосознанно, но…
– Я не хотела забывать тебя, – говорю хриплым голосом. Остатки раздражения исчезли под напором чего-то, похожего на подступающие слезы. – Просто подумала, что ты…