Шах-наме

Фирдоуси Хаким Абулькасим

Мельник доносит Махою Сури о местонахождении шаха.

Махой велит мельнику убить шаха

И мельнику сказал Махой: «Скорей!Веди моих людей, врага убей!»Услышав это, мельник устрашился,Но он с Махоем спорить не решилсяИ в ночь изана, в месяце хурдад,Пошел на мельницу; за ним отряд.Когда он вышел из дворца марзбана,От горя он качался, словно пьяный.Сказал правитель всадникам своим:«Летите вслед за мельником, как дым!»Сказал им, чтоб одежды дорогие,И башмаки, и серьги золотыеНе вздумали бы кровью заливать,Что надо все с царя сперва сорвать.Убогий мельник, от Махоя выйдя,Спешил домой, от слез пути не видя,И

говорил: «О господи, внемли!Спаси, владыка неба и земли!Пускай Махой отменит приказанье!Да не свершится это злодеянье!»И подошел он к шаху весь в слезах.Рот — как земля, на сердце стыд и страх.Вплотную к шаху подойти посмел он —Так, будто что-то на ухо хотел онШепнуть... И нож царю в живот вонзил.Шах только вздох тяжелый испустил.Пал головой венчанной царь вселеннойНа не доеденный им хлеб ячменный.Веления светил для нас темны,Пал Йездигерд, казненный без вины.Так из царей не умирал никто,Так из мужей не умирал никто.Нет, видно, разума у небосвода,—То милость от него, а то — невзгода.Что сетовать, о смертный? Ждать чегоОт мира и превратностей его?

* * *

Был к Йездигерду справедлив иль нетЖестокий этот суд семи планет?Как милость неба отличить от гнева,О мудрецы, ответите ли мне вы?И если пусто у тебя в казне,Не думай, смертный, о грядущем дне.Всегда кружится небо над тобою,Все сроки жизни сочтены судьбою.И если завтра сам ты не умрешь,То, что тебе потребно, обретешь.Когда б доход мой равен был расходу,Я благодарен был бы небосводу!Мой хлеб побил подобный смерти град,Мне смерть была бы легче во сто крат.По милости разгневанного небаЛишен я дров, баранины и хлеба.

Махой Сури попадает в плен к иранскому полководцу Бижану

Воителю Бижану сообщили,Что в плен живым Махоя захватили.Бижан, что был печален и угрюм,Освободился от тяжелых дум.Без отдыха, как вихри урагана,Везли Махоя стражи в стан Бижана.Когда лицо Бижана увидалМахой, как будто разум потерял.Упал он на песок, повержен страхом,И голову свою осыпал прахом.Сказал Бижан: «О выродок! Как быть?Какою казнью нам тебя казнить?Ты, раб, зачем убил царя Ирана,Владыку нашего и пахлавана?Он по отцам природным был царем,Второй Ануширван явился в нем!»И отвечал Махой: «От корня злогоНе жди добра, а жди плода дурного,Меня без сожаленья истреби,Мне голову железом отруби».«Так я и сделаю,— Бижан ответил.—Сгинь, Ахриман! А свет да будет светел!»Махою руки он велел отсечь,Сказал: «Уж не возьмешь ты больше меч!»И отрубить велел Махою ноги,Чтоб он валялся в муках на дороге.Велел потом отрезать уши, нос,Сказал: «Казнись теперь, презренный пес!Да, мало были мы с тобой жестоки,Лежи, околевай на солнцепеке!»Трех молодых имел Махой сынов,Трех славных обладателей венцов.Костер сложили, запалили пламя,Сожгли на нем Махоя с сыновьями.Погиб Махой — и род исчез его,И не осталось в роде никого.А если и остался кто,— все гналиИ вслед ему проклятья посылали.Да будет проклят род его и дом,Да будет память проклята о нем!И век настал великого Омара,И стих Корана зазвучал с мимбара.^{69}

Из заключения поэмы

Когда я прожил шестьдесят пять летИ сгорбился от горьких дум и бед,Решил я книгу о царях ИранаПисать — и стал трудиться неустанно.Писали

и вельможи в те года,Не получая денег никогда,Вполне довольны средствами своими,Я был поденщиком в сравненье с ними.Они хвалили все, что я писал,Желчь разлилась во мне от их похвал.Мошны с деньгами завязавши туго,Они не знали моего недуга.Недуг мой имя бедности носил.Лишь Дейлеми Али меж ними был,Удачлив сам, исполненный участья,И дружба с ним мне приносила счастье.И благородный муж, сын Кутейбы,^{70}Теперь мне послан милостью судьбы.Он шлет мне даром пищу и одежду,Он дарит сердцу добрую надежду.Я никаких налогов не плачу,Лишь пью, да ем, да сплю, когда хочу.Когда б не он — не жить мне в этом доме,А в рубище валяться б на соломе.Как семьдесят второй пошел мне год,Мои стихи услышал небосвод.И вот я до конца довел счастливоО древних подвигах рассказ правдивый.В день арда, в месяце исфандармад,Я кончил труд, что былями богат.От хиджры на году четырехсотомЗакрыл я книгу, написавши все там,Что знал о прошлом. И по всей странеТеперь все громче речи обо мне.Я не умру вовек! Жить буду сноваВо всходах мной посеянного слова!И тот, кто свет ума и веры чтит,Мой величавый подвиг восхвалит.

ПРИМЕЧАНИЯ

В средневековье текст «Шах-наме» был сильно засорен и подвергся значительным искажениям: изменения вносились не только в отдельные стихи, но иногда опускались даже целые эпизоды, а в других случаях в списки включались сказания, содержащие иногда несколько тысяч дву­стиший.

Первая попытка очистить «Шах-наме» от искажений была сделана в средние века при внуке Тимура Байсункар-мирзе, который поручил вос­создать подлинный текст творения Фирдоуси нескольким ученым литера­торам. Подготовленный ими в 1426 году вариант эпопеи был засорен в та­кой мере, что превышал на семь тысяч двустиший нынешние критические издания. Список с роскошными миниатюрами, подготовленный по приказу Байсункар-мирзы, ныне хранится в библиотеке Гулистанского дворца в Иране.

Следующая попытка очистить текст «Шах-наме» от наслоений была сделана в начале XIX века в Индии, однако издатели и на этот раз не спра­вились с поставленной задачей в силу отсутствия должной научной подго­товки, а финансировавшая издание Ост-Индская компания прекратила субсидии, поэтому увидел свет лишь один из восьми намечавшихся томов.

Первое научное четырехтомное издание эпопеи вышло в 1829 году в Индии благодаря содействию и финансовой поддержке Насираддина Хайдара — раджи индийского княжества Ауда. Издатель текста англичанин Тернер Макан сличил семнадцать древних рукописей, однако все они были переписаны после байсункаровской редакции и потому не соответство­вали подлинному авторскому тексту. И тем не менее Тернеру Макану впервые в истории изучения «Шах-наме» удалось выделить три большие позднейшие вставки, которые до того времени считались принадлежащими перу самого Фирдоуси.

Во Франции в 1826 году королевским указом было поручено под­готовить новое критическое издание «Шах-наме» молодому ориенталисту Жюлю Молю. Для этого он специально ездил в Англию, чтобы сличить готовившийся текст со многими древними рукописными списками. Моль сопроводил свое издание прозаическим переводом и выделил новые позд­нейшие вставки. Последний том вышел из печати уже после его смерти, в 1878 году. Однако издание Моля уступало макановскому, поскольку уче­ный не охарактеризовал использованные им рукописи, а в выборе текста руководствовался не научными критериями, а субъективными эстетиче­скими оценками.

Немецкий востоковед Вуллерс решил издать «Шах-наме», сличая издания Макана и Моля и не привлекая новых рукописных списков. К тому же в его распоряжении были рецензии на первые тома Моля немецкого поэта Рюккерта и персидского — Махрама. В тексте Вуллерса были устра­нены многие непонятные места в эпопее и исправлены недосмотры преж­них издателей. Однако и этот текст также не может считаться подлинно научным. К тому же три тома, подготовленные Вуллерсом (третий том был издан его учеником Ландауэром), включали лишь мифологическую и ге­роические части эпопеи.

К тысячелетию со дня рождения Фирдоуси в 1934—1935 годах в Тегеране вышло два издания «Шах-наме». Текст Рамазани был состав­лен на основе изданий Макана, Моля, Вуллерса, а также бомбейского и двух тегеранских. Текст же, вышедший в издательстве «Берухим», был перепечаткой издания Вуллерса с дополнением исторической части, под­готовленной на тех же принципах выдающимися иранскими филоло­гами.

Таким образом, до самого последнего времени мы не располагали критическим изданием текста «Шах-наме», не говоря уже о каноническом, поскольку он может быть составлен только при наличии автографа или, по крайней мере, прижизненной рукописи»

За выполнение этой почетной задачи взялся покойный член-коррес­пондент АН СССР Е. Э. Бертельс, который отобрал наиболее древние руко­писные списки и поручил под своей редакцией подготовку текста группе своих учеников.

В основу составленного сотрудниками Института востоковедения текста «Шах-наме» легли рукописи, переписанные до составления байсун-каровского варианта, что обеспечило очищение эпопеи от тех наслоений, которые были включены позднее. Самая древняя рукопись «Шах-наме» датируется 1277 годом и хранится в Британском музее в Лондоне. Помимо этого, при составлении текста был использован и арабский прозаический перевод 1218—1227 годов. В настоящее время вышли из печати все девять томов советского издания, получившего самую высокую оценку как у нас в стране, так и за рубежом, в том числе и в Иране. Подготовленный советскими иранистами текст с некоторыми изменениями и использова­нием двух новых рукописей переиздается в Иране под грифом Института востоковедения АН СССР и библиотеки Пехлеви Министерства двора Ирана.