Шакалы
Шрифт:
– Он все равно попадется, – повторял Гуров. – У него должны быть конспиративные встречи, однажды он будет торопиться и приведет вас к цели.
Ребята устало и безнадежно кивали, продолжали работать и неожиданно – такие вещи всегда происходят неожиданно – вышли на подмосковный госпиталь. Здесь Фокину делать было абсолютно нечего. Но когда назавтра оперативники не следили за Фокиным, а ждали его у ворот госпиталя, подполковник вновь объявился.
Григорий Давидович Котов, высокий, худой и нескладный еврей, который походил на оперативника, как дворничиха на балерину, побывал в Обществе Красного Креста.
Через два дня Григорий Давидович был в госпитале своим человеком. А так как он не клал деньги на неизвестный счет, откуда они отправлялись по неизвестному адресу, а доставал их из кармана и тихо спрашивал: «Чем я конкретно могу помочь?» – то вскоре сестры души в нем не чаяли, а главврач абсолютно игнорировал мелкие нарушения, которые порой допускал оперативник. Он покупал фрукты, сигареты, а на Первое мая принес две бутылки роскошного вишневого ликера. Одну презентовал сестрам, другую «потерял» в палате, где лежал Игорь Смирнов. Притяжение подполковника Фокина именно к данной палате сыщику было выяснить не сложно. Котова раненые звали «Давыдович», любили и считали слегка чокнутым, полагая, что у него в Чечне погиб сын, только человек об этом говорить не хочет.
– Тут еще один ходит, не чета вам, Давыдович, не простой, видно, из больших начальников. У него тоже в Грозном сына грохнули, – сказал конопатый сосед Игоря Смирнова.
– Ты, дружок, не ищи вину или корысть в моих поступках, – сказал Котов, мгновенно поняв, что ребят интересует, зачем тут ходит этот длинный худой еврей, что он тут потерял или пытается найти. – Все просто, у моего друга убили сына под Бамутом. Друзья собрались, сложились, у некоторых деньги имеются, так и организовался наш фонд. А у меня отпуск подошел, друзья говорят, иди, раздай бойцам из рук в руки, чтобы чиновники не разворовали. Вот и хожу, раздаю, но скоро и деньги и отпуск кончаются, распрощаемся.
Столь простое объяснение, казалось бы, загадочного Давыдовича несколько разочаровало ребят. Но глазастый конопатый сосед Игоря задумчиво произнес:
– Нам надо скинуться и Давыдовичу туфли купить, у него подметки отваливаются.
Через день, когда Котов сидел в палате и чистил однорукому бойцу апельсин, Игорь Смирнов вдруг завалился на бок, судорожно вытянулся, начал скрипеть зубами и бормотать.
– Звони! Непрерывно звони, он может языком подавиться.
Прибежала сестра, сделала укол, пришел врач, Котов незаметно ретировался. Когда врачи ушли, а Игорь заснул, оперативник вернулся, продолжал чистить апельсин.
– А я гляжу, Давыдович, у тебя нервишки в порядке, – уважительно сказал один из раненых.
– Тренировка, – буднично ответил Котов. – А что, с Игорем подобное часто случается?
– Раз в неделю примерно, чаще – редко, это он Бориса убивает.
– Какого Бориса? – не понял сыщик.
– У нас один Борис, который Русью правит. У Игорька так жизнь легла: его роту свои накрыли, мать свои убили, ему был дембель положен, не дали. В общем,
– А ты не переживай, кого надо – посадят, нас с тобой не спросят.
– А Игорек двинулся! – Конопатый покрутил пальцем у виска. – Убью, говорит, подлюгу, жизни не пожалею, а убью. Чудной, кто ему к Президенту подойти даст? Если бы президентов так просто было убивать, их бы вмиг во всех странах перещелкали. На таком месте человек без крови оказаться не может. Наш-то, продажная шкура и палач, слов нет. Но я уверен, что и американский, и французский, либо другой – все не без греха.
Вечером Котов обо всем доложил Гурову.
– Ну и что ты обо всем этом думаешь? – спросил Гуров.
– Лев Иванович, там думать нечего, остается плакать, несчастные ребята. Все страшно озлобленные, кто на своих ногах выйдет и кирпич с земли поднять сможет, тот не только Ельцина, но и своего родного отца угробит.
– Что там Фокин ищет или нашел уже?
– Не знаю, у него сына нет и никогда не было, сентиментальностью он не страдает, а что ищет – не пойму. Напрашивается – ищет исполнителя. Но, на мой взгляд, такое исключено. Фокин человек серьезный, ликвидировать он может тоже человека серьезного. А ребята в госпитале – люди неуравновешенные, плохо управляемые, наполовину психи.
– Ты не будь умней Соломона, – рассердился Гуров. – Кроме того, в любом деле самое простое – это отрицать. Фокин в госпиталь ездит, факт. Может его интересовать сестра либо врач? Это вряд ли. Он бы изыскал возможность встретиться с ними в другом месте. Значит, его интересуют раненые, и не вообще раненые, а конкретный человек.
– Тогда это Игорь Смирнов с его навязчивой идеей убить Президента.
– Не будем гадать, сделай на Смирнова установку по дому. Она ничего не даст, но сделать надо.
Зазвонил телефон. Гуров снял трубку, услышал знакомый голос своего начальника, генерал-лейтенанта Орлова:
– Господин полковник, зайдите ко мне. И будьте любезны, прихватите из сейфа пистолет, изъятый на месте ранения Веткина, и все заключения экспертов.
– Слушаюсь, господин генерал-лейтенант, – ответил Гуров и скорчил недоуменную мину. Они были с Орловым на «ты», называли по имени-отчеству, а генерал полковника просто Левой. Такое обращение предупреждало о крупных неприятностях.
Отпустив Котова, Гуров прошел три двери и оказался в приемной генерала. Верочка скорчила гримаску, которая тоже хорошего не предвещала, кивнула на тяжелые двери:
– Заходите, Лев Иванович, вас ждут.
– Да я сегодня целый день в кабинете, чего меня ждать. Свистнули, я тут! – недовольно сказал Гуров, рванул тяжелую дверь, толкнул вторую, вошел в кабинет.
– Товарищ генерал-лейтенант…
– Отставить! Садись, не торчи у окна, не у тещи на блинах, – недовольно пробурчал Орлов, гримасничая, оттягивал воротник мундира, наличие которого свидетельствовало, что Орлов был в «верхах».